Макс Брэнд - Джон Кипящий Котелок
— А что имеет в виду Дженни Лэнгхорн, когда говорит, что за Красным Коршуном не надо далеко ходить?
— Ах, она уже и тебе успела это сказать? — удивился Питер.
В его словах прозвучало какое-то странное недовольство, поэтому я спросил, что в этом плохого.
— В общем-то ничего. Но думал, что она будет держать свои глупые догадки при себе. Дженни избалована вниманием. К ней столько прислушивались, что она и сама стала принимать всерьез все, что говорит.
— И все-таки что она хочет этим сказать?
— Да так, глупости!
— Но мне же интересно.
— Что ж, все равно, если не от меня, так от нее услышишь. Видишь ли, по мнению девчонки, Красный Коршун потому так долго водит нас за нос, что никакой он не индеец, а белый, как мы с тобой…
— Что?!
— И вдобавок живет в Эмити, среди нас. Ну, скажи, разве не дурацкая идея?
— Просто жуть! — согласился я. — Откуда она это взяла?
— Шерберн, — вздохнул мой друг, — если сможешь сказать, откуда вообще берется ее вздор, ты гораздо умнее меня.
— То есть она считает, что Красный Коршун — это всего лишь миф?
— По ее версии, Красный Коршун мог быть убит несколько лет назад, а тот, кто его прикончил, был на него похож, и, чтобы занять место вождя, ему потребовалось всего-навсего нацепить повязку на глаз. Каково? И ничем эту дурь из ее головы не выбить!
— И что навело ее на такую мысль?
— Говорит, никакой индеец не останется на пять лет на одном месте.
А вот это мне показалось разумным аргументом. В самом деле, индейцы — на редкость непоседливый народ. И то, что один из их вождей вот уже пять лет жил по соседству, довольствуясь случайными набегами на бледнолицых, было поистине поразительно. Нападал он крайне редко — не больше чем два-три раза в год, но всегда, как говорится, попадал в десятку. Мелкая добыча его, похоже, не интересовала — он охотился только за большими деньгами. А расчетливые финансовые соображения — это уже совсем не по-индейски. Ведь индеец выходит на тропу войны не столько ради денег или даже скальпов, сколько ради войны как таковой. Он наносит удары неприятелю не изредка, когда выдается удачная возможность, а денно и нощно, постоянно испытывая такую же потребность в кровопролитии, как белый человек в еде и питье.
Нашим же противником был этакий краснокожий Наполеон, который после каждого нападения находил в себе достаточно выдержки, чтобы затаиться на несколько месяцев.
— Черт возьми! — воскликнул я. — По-моему, эта женщина нашла отгадку!
— Иногда ей удается убеждать в этом других, — устало улыбнулся Грешам. — Но лишь пока они не начинают вертеть головами, прикидывая, кто тут может оказаться Красным Коршуном.
И хотя мне казалось, что в предположении Дженни есть рациональное зерно, реакция Грешама заставила поменять тему нашей беседы. Я спросил, не желает ли он прийти вечером в тюрьму и помочь мне отобрать людей для охраны Джунипера.
Он пообещал быть, даже не поинтересовавшись, что я замышляю.
В тот момент я был сильно обеспокоен предупреждением Дэнни Джунипера о том, что его могут убить прежде, чем он даст показания, поэтому решил быть с ним до тех пор, пока не будет зафиксировано на бумаге все, что он расскажет о шайке.
Глава 16
САМЫЙ НАДЕЖНЫЙ КАРАУЛ
Я собрал нескольких храбрецов во главе с Таккером, по прозвищу Кролик, объяснил им, что мне нужно усилить караул вокруг тюрьмы, и выразил надежду, что никто из них в этот вечер не притронется к выпивке, а также что все будут держать язык за зубами. Кролик с радостью взялся мне помочь и предложил в помощь еще с полдюжины надежных людей. Я с благодарностью отказался, прикинув, что набранных людей вполне достаточно, тем более что сам Грешам тоже обещал прийти на подмогу. Затем отправился к Тому Кеньону.
Том, когда я к нему зашел, наспех заканчивал ужин, торопясь в тюрьму, которую покидал с неохотой даже на незначительное время. Во-первых, потому, что боялся упустить пленника, а во-вторых, потому, что в обществе вооруженных людей ему самому было спокойнее. Ведь те, кто сторожил Джунипера, в то же время охраняли и его от длинных рук индейского вождя.
Бедный Том! В этот день он был на взводе. Лицо его осунулось, на лбу глубже обозначались морщины, под глазами появились красноватые мешки, губы дрожали. При каждом шорохе руки Кеньона дергались к револьверам. Несмотря на все предосторожности, жить ему оставалось лишь пару часов, однако сейчас к его возбуждению примешивалась радость — весть о готовящемся признании Джунипера вселила в него надежду.
Первым делом я спросил, выполнил ли он мой наказ. Том побожился, что никому не сказал ни слова, кроме жены.
— Женщине?! — простонал я. — Тогда считай, что об этом уже знает весь город! Черт побери, Том! Если с тобой что-нибудь случится, ты это заслужил!
Кеньон сразу засуетился и потащил меня в столовую, где его жена убирала посуду. Там он велел ей торжественно поклясться, что она никому не сболтнет о том, что от него узнала. После того как Том напустил на жену страху, а она поклялась, я на всякий случай тоже ей пригрозил, что ее болтовня может стоить мужу жизни.
Оставив женщину в полном смятении, мы пошли в тюрьму. По дороге Том внезапно замер и всплеснул руками.
— Шерберн, — произнес он в отчаянии, — по-моему, мы перестарались! Нельзя было ей говорить, что дело настолько серьезно.
— Почему?
— Потому что теперь она точно не выдержит. Ей обязательно нужно будет поделиться новостью хотя бы с одним человеком.
— Ерунда! — попытался я его разуверить. — Твоя жена производит впечатление очень толковой женщины, вряд ли не сдержит своего обещания!
— Эх, Шерберн, ты еще очень молод, — заявил Кеньон. — Поверь женатому человеку, ни черта ты в бабах не понимаешь!
Это меня задело. Холостяк всегда считает себя умнее женатого. А тот еще и претендует на то, что понимает женщин лучше, по той лишь причине, что одна из них имела неосторожность стать его женой. Тогда я еще не знал, что слова Тома мне припомнятся.
Однако в тот вечер я сделал для Тома Кеньона все, что мог, так же как и для Джунипера и всего нашего городка.
Но прежде чем расскажу об этом, должен вкратце описать месторасположение тюрьмы.
Начну с того, что, как и большинство городков на западе Соединенных Штатов, Эмити застраивался без всякого плана — как кому в голову взбредет. Наверное, дело было так: сначала волки и лисицы, а заодно убегавшие от них кролики, проложили тропу через горное ущелье, которая выводила их к воде. Они слегка примяли траву, и тропинка стала приметной для рогатого скота. А когда по ней к водопою и обратно походили волы и бизоны, ее уже мог различить и человеческий глаз. Люди двигались по ней на лошадях и в повозках; копыта и колеса сбивали кустарник, стачивали камни и утрамбовывали землю, так что в конце концов получилось некое подобие дороги.
