Элмор Леонард - Мальчик, который улыбался
Маккей привел с собой лошадь, и когда они нашли Микки Золнера, то немедленно схватили его и, не задавая никаких вопросов, накинули ему петлю на шею. Затем они усадили его на ту лошадь, которую он, по их словам, украл. Маккей сказал, что это будет самым подходящим выходом. Когда Тудишишн увидел, к чему идет дело, то немедленно вскочил в седло и помчался за мной — он прекрасно знал, что слушать апача Маккей и компания не станут.
Когда я прибыл туда, то Микки Золнер все еще сидел на гнедой кобыле, с петлёй на шее — другой конец веревки был обвязан вокруг тополиной ветки. Он свесил голову на грудь, как человек, которого покинули все силы. Когда я подошёл к нему, он поднял на меня свои уставшие водянистые глаза, красные от выпивки.
Золнера я знал очень давно, но не скажу, что мы были близко знакомы. Он не принадлежал к тем людям, с которыми моментально сходишься. Он просто жил на своей апачской rancheria — уже это выделяло его в особую категорию людей. Вообще-то он был общительным, но мало кто из белых с ним водил дружбу — говорили, что он все время пьет и никогда не работает. Может быть, они просто завидовали. Золнер был белым, который добровольно превратился в индейца. Полностью. Это и было причиной того, что он считался аутсайдером.
Его сын, Микки Второй (или Микки Сегундо, как его все звали), стоял рядом, держась за стремя и смотрел на всё происходящее с изумлением. Он вцепился в стремена, словно намереваясь никогда не выпускать их из рук. И это был первый раз в моей жизни — и единственный — когда я видел Микки Сегундо без его вечной улыбки.
— Мистер Маккей, — сказал я скотоводу, который стоял, засунув руки в карманы, — боюсь, что вынужден попросить вас отпустить этого человека. Он находится под юрисдикцией Бюро по делам индейцев и его судьбу должен решить суд.
Маккей промолчал, но вот Боуи Эллисон, его надсмотрщик, расхохотался и ответил:
— Ну, да, есть чего бояться.
Там также стоял Дольф Беттцингер, со своими братьями, Кирком и Слимом. Они были наемными стрелками и обычно держались рядом с Маккеем. Они, в отличие от Эллисона, не засмеялись.
Кроме того, там еще в общей сложности было восемь или десять человек. Некоторых я знал — ковбои, работавшие на Маккея. Они молча стояли, некоторых держали в руках дробовики или револьверы. У них у всех не было и ни тени сомнения, как надо поступать с конокрадами.
— Тудишишн сказал, что Микки не крал твою лошадь. Эти люди, говорят, что он был дома всю ночь и большую часть утра — до того как Тудишишн приехал, и Микки пришёл с ним поболтать, — я показал на группу апачей, стоявшую рядом и они согласно закивали.
— Мистер, — сказал Маккей, — я нашёл свою лошадь у лачуги этого человека. Если вы сумеете оспорить этот факт, то я поцелую в задницу каждого апача в округе.
— Вашу лошадь мог оставить там кто-то другой.
— В любом случае, он к этому причастен, — сухо заметил Маккей.
— Что он говорит? — Я глянул на Микки Золнера и быстро спросил его: — Микки, откуда ты взял лошадь?
— Я ее купил у парня, — голос Микки дрожал, он держался за луку седла, как будто боясь свалиться. — Он откуда-то приехал, и продал мне лошадь, вот и всё.
— Кто это был?
Микки Золнер не ответил. Я спросил его еще раз, но он отказался отвечать. Маккей открыл рот, но в этот момент подошел Тудишишн, беседовавший с апачами.
— Они говорят, что это был Тони Чодди. Его видели в лагере ранним утром.
Я спросил Микки, был ли это Тони Чодди и он в итоге подтвердил, что да. Я почувствовал себя лучше. Маккей не мог просто так вздёрнуть человека только за то, что тот купил чужую лошадь.
— Вы удовлетворены этим, мистер Маккей? Он не знал, что эта лошадь ваша. Он просто её купил.
Маккей сощурился и уставился на меня. Он глядел так, как будто пытался понять, что я за человек. Наконец он фыркнул:
— Вы что, думаете, я им поверю?
Неожиданно до меня дошло, что Маккей все свое терпение уже израсходовал — и намерен продолжить то, зачем сюда явился. Он уже всё для себя решил заранее.
— Так, Маккей, подождите, речь идёт о жизни невиновного человека. Вы же не можете ей распоряжаться, словно это ваш бычок.
Черты его круглого лица начали твердеть. Он был грузный человек, постепенно начинавший обрастать жирком:
— Вы что, думаете, что будете мне диктовать, что я могу делать, а что не могу? У меня украли лошадь, а что по этому поводу заявляет какой-то там правительственный чинуша, меня не волнует.
— Я ничего не заявляю. Вы прекрасно знаете, что Микки не крал вашу лошадь. Вы и сами знаете, что допускаете ошибку.
Маккей пожал плечами и обернулся к своему надсмотрщику:
— Ну, даже если и так, то не очень большую — по крайней мере, мы точно будем знать, что больше лошадей скупать он не станет. — Он кивнул Боуи Эллисону.
Боуи осклабился, поднял кнут и резко опустил его на круп кобылы.
— Уиииииииии…
Лошадь рванула с места. Эллисон что-то прокричал вслед, затем отпрыгнул, когда тело Микки Золнера качнулось в его сторону.
* * *Через две недели после этого Микки Сегундо пришёл ко мне с ушами Тони Чодди. Теперь вы понимаете, почему я его тогда спросил, собирается ли он разбираться с Маккеем. Странное дело — теперь я говорил совсем с другим парнем, не с тем мальчонкой, стоявшим под тополем.
Когда лошадь рванулась и тело обвисло, Микки бросился к отцу, вопя и плача, обняв его и пытаясь изо всех сил поддержать.
Боуи Эллисон силой оторвал его от отца и они держали пацана на расстоянии под дулами пистолетов, заставив смотреть, как его отец умирает. Когда все закончилось, Микки уставился в землю и ушёл, не поднимая головы. А теперь, когда он пришёл с ушами Чодди, он снова был собой — постоянная улыбка.
Кстати сказать, я написал об этом случае в Бюро по делам индейцев, поскольку юридически Микки Золнер был под моей опекой. Но никакого развития дело не получило. Более того, на моё письмо даже ответа не было.
За прошедшие годы Микки Сегундо здорово изменился. Он стал апачем. И внешне и внутренне он стал другим — за исключением улыбки. Он улыбался всегда — как будто владел потрясающим секретом, как сделать всех счастливыми.
Он отрастил волосы до плеч, как правило, из одежды на нем была только выцветшая хлопчатобумажная рубашка и набедренная повязка. Он носил традиционные апачские мокасины — с загнутыми носками и высокими голенищами, доходящими до бедёр. Он отзывался на апачское имя Пеза-а, но я всегда называл его Микки — и он никогда не отказывался говорить со мной по-английски. Если не обращать внимания на грамматику, то его язык был очень хорошим.
