Элмер Келтон - Длинный путь, трудный путь
Один из северян вышел вперед. Корбелл махнул ему, чтобы тот взял лошадь и оружие. Пэйс закричал, приказывая вернуться, но солдат в голубой шинели не остановился.
Хатчет снова перевел на лейтенанта полный ненависти взгляд.
— Осталось одно маленькое дельце, прежде чем мы уйдем отсюда. Мой давний должок тебе, Оверстрит. Однажды я промахнулся…
Он поднял ружье. Дыхание Оверстрита остановилось, и он застыл, не в силах двинуться с места. Глаза сами собой закрылись, страх сжал горло.
В следующую секунду у него в ушах прозвучал грохот выстрела, но удара пули он не почувствовал. Лейтенант открыл глаза и увидел, как Хатчет согнулся пополам, а затем вывалился из седла, свесившись вниз головой — ноги его застряли в стременах. Испуганная лошадь перепрыгнула дышло и в панике кинулась прочь, волоча всадника по камням. Но Хатчет уже не почувствовал этого, потому что был мертв, еще не коснувшись земли.
Оверстрит резко повернулся. Между фургонов стояла Линда Шафтер, сжимая в руках дымящийся карабин. Карабин Сэмми Мак-Гаффина, о котором Хатчет позабыл.
Не стихло еще в горах эхо выстрела, как Корбелл поспешно выпустил в толпу пулю и погнал лошадь прочь. Рука Элайи Васкеса совершила едва уловимое движение. В следующую секунду Корбелл наклонился назад и выпал из седла. Из его горла торчал острый нож темнокожего солдата.
Поддавшись внезапной панике, дезертир-янки пришпорил коня. Вслед ему щелкнул выстрел. Лошадь под ним упала. Солдат в голубой шинели покатился по камням, затем вскочил на ноги и бросился бежать.
Капитан Пэйс поймал быстро движущуюся фигуру в прицел карабина и нажал курок. Неуклюже взмахнув руками, солдат упал и застыл без движения, пальцы его судорожно сжались в дюйме от скрюченного тела мертвого индейца.
Пуля, пущенная Корбеллом, попала в солдата Конфедерации. Оверстрит опустился рядом с ним на колени, но обнаружил, что уже слишком поздно что-либо делать. Четыре человека были мертвы — и все произошло за считанные секунды. С горящими глазами Оверстрит отвернулся от ужасного зрелища, ища взглядом Линду Шафтер. Он подошел к ней.
Девушка стояла на том же месте, глаза ее блестели от слез. Лейтенант обнял ее и почувствовал, как ее дрожащие руки сжались у него на спине. Линда спрятала лицо у него на груди и разрыдалась, давая выход своему потрясению. Оверстрит стоял, крепко прижимая ее к себе и испытывая в этот момент странное умиротворение.
Укрывшись в каменных склонах, команчи начали методически осыпать обоз стрелами. Солдаты нашли убежище под днищами фургонов. Оверстрит сидел рядом с Линдой, всматриваясь в лихорадочное лицо юного Сэмми Мак-Гаффина и вздрагивая от боли каждый раз, когда мальчик поворачивался и стонал. Он в бессилии стучал кулаком по колену и просил небеса забрать мальчика, дать ему умереть и закончить эту пытку, или чтобы он провалился в забытье, которое хоть на время прекратило бы его страдания.
— Они снова идут! — закричал кто-то.
Индейцы бежали с горы, скатывались с холмов, выныривали из оврага. Их дьявольские вопли доносились словно эхо из самых глубин ада, и даже у самых храбрых мужчин кровь леденела в жилах, а сильные руки дрожали на деревянных прикладах и холодной стали кавалерийских карабинов. И снова сотни неподкованных копыт грохотали по голым камням, а лошади и мулы внутри кольца фургонов пронзительно кричали и метались в панике под градом стрел.
Эта атака должна была поглотить убывающие силы белых людей и отдать девять фургонов, несущих в себе смерть и опустошение, в жадные руки дикарей. Но на этот раз солдаты были лучше готовы к бою, чем раньше. Рядом с каждым человеком лежало несколько ружей и карабинов, заряженных и готовых убивать.
И снова раздался оглушительный грохот выстрелов и взрывающегося пороха, и отчаянные крики не желающих покориться солдат. Лошади падали на землю. Их всадники растягивались на камнях, скрюченными пальцами хватая воздух и с воплями испуская последний вдох. Однако постепенно индейцы сужали круги, подбираясь все ближе и ближе к фургонам, и казалось, что они вот-вот погребут их под собой, словно рой злых шершней. Время от времени один индеец вырывался из роя и пытался прорваться через кольцо фургонов — только для того, чтобы рухнуть ничком от метко пущенной пули.
Разъяренные мужчины чертыхались, и потели, и заряжали свежие патроны в свои ружья, и снова поворачивались к противнику, чтобы выстрелить. Несколько солдат уже лежали неподвижно, безжизненными пальцами продолжая сжимать оружие. Наконец рой индейцев снова отступил и убрался прочь, оставив на опустевшей залитой кровью земле еще большие нагромождения мертвых тел.
Наблюдая за их уходом, Оверстрит, пошатываясь, встал на ноги. Он оглядел кольцо фургонов и содрогнулся. Половина команды — и в серых, и в голубых шинелях — были ранены или убиты. Половина мулов и лошадей были мертвы или лежали, беспомощно лягаясь и пронзительно крича в ожидании, пока кто-нибудь из сострадания прекратит их мучения.
Отчаяние окутало лейтенанта, словно мокрое холодное одеяло. Даже если им удастся выжить, тяглового скота осталось слишком мало, чтобы обоз мог продолжать путь. Но он знал, что им не выжить. Теперь у них точно нет шансов. Боуден не был разбит до конца. Он попытается напасть снова. И в следующий раз он победит.
Оверстрит вернулся к Линде. С болью в сердце он смотрел на ее перепачканное лицо, на прекрасные черные волосы, которые когда-то были блестящими и чистыми, а сейчас растрепались, забрызганные грязью и кровью. Черные глаза, которые раньше были такими живыми, теперь потускнели от ужаса и от потери надежды.
Он упал на колени и прижал ее к себе.
— Линда! — хрипло прокричал он с запоздалым раскаянием. — Что я с тобой сделал!
Немного погодя Оверстрит подошел к фургону и обессиленно прислонился к колесу. Закрыв глаза, он воскресил в памяти образ отца и обнаружил, что шепчет ему в отчаянии:
— Папа, папа, я завел всех этих людей в ловушку, и я не могу спасти их! Неужели у меня нет больше никакой надежды?
Словно в ответ, он вспомнил высокую фигуру Джоба Оверстрита, стоящего на основании фургона с Библией в руке. Вспомнил успокаивающие слова, которые говорил его отец лишившимся мужества поселенцам, чей лагерь был разбит неожиданным налетом индейцев: «Для человека с хорошим сердцем всегда есть надежда, — вещал старый священник. — Ибо псалом говорит: хотя он может упасть, он никогда не упадет на самое дно уныния, потому что Господь поддерживает его Своей рукой».
Поразмыслив, Майлз Оверстрит понял, что у него остался лишь один выход. Расставание с мечтой оказалось невероятно болезненным. Он все еще цеплялся за нее, не в силах принять реальность, и в то же время знал, что путь у него только один.