Луис Ламур - К далеким голубым горам
— Нас могут увидеть с берегового обрыва, — предостерег он.
— Да, если они вылезли из-под крыши и торчат под дождем, то могут нас увидеть, но надо быть последним дураком, чтобы, имея теплый огонь в очаге, стоять на черной скале и пялиться в море. Дураком — или поэтом, так я думаю.
— Или женой, чей муж еще не вернулся, — добавил Пим Берк. — Моя матушка не раз и не два высматривала с такой скалы мужа и сыновей… и очень часто высматривала напрасно.
— Англия отдала морю немало своей крови, — сказал Том Уоткинс, — не раз и не два отдавала. С тех пор, как люди в первый раз вышли на ее берега, они уходили в море и оставляли там свое сердце — и свои кости на дне морском.
Ветер навалился на нас, говорить стало трудно — он плевался брызгами и пеной, и мы умолкли; я вцепился в румпель, изо всех сил стараясь держать лодку носом против высоких волн. Все-таки это была добрая посудинка и, сколь ни злилось море, эта лодка несомненно видала штормы и похуже. Но когда ее нос вновь залепило пеной, я против воли вспомнил о голых черепах на дне и подумал, уж не добавятся ли к ним и наши три…
Всю долгую ночь мы боролись с морем, но так и не увидели на фоне неба ни паруса, ни даже голой мачты. С рассветом мы сдались и направились обратно в грот, и туго нам пришлось, пока пробивались в зев пещеры, но все же удалось — мы прорвались туда на гребне большой волны, которая перенесла нас через последние камни и оставила внутри, сразу за входом.
Вода в гроте уже не была спокойна, потому что буря загоняла внутрь высокие крутые волны, они вздымались, черные и сверкающие, и подымали лодку так, что мы опасались, как бы мачта не сломалась, зацепив за кровлю пещеры. Но, конечно, нас вовсе не поднимало так высоко, — это был лишь страх.
Но при всем при том теперь пещера была уже не таким удобным местом. И все же так устроен человек, что вскоре мы притерпелись. Я разломил на куски галету и передал ребятам, и мы, лежа в лодке, взлетающей и опускающейся с волнами, под рев моря жевали эту галету и мечтали дождаться конца бури.
Наконец ветер переменился, волны стали ниже, и мы смогли снова выглянуть наружу, в бурное море. Ветер завывал, как все баньши[16] Ирландии сразу, но в море не было видно ни одного корабля. Весь долгий день мы вели наблюдение, а с наступлением ночи усталость тяжко опустилась на нас, и лишь луна проглядывала иногда сквозь разрывы в облаках.
На следующий день мы снова сражались с морем и учили нашу лодку принимать удары волн, как подобает такому бравому судну. И вот, когда полностью рассвело, мы увидели на горизонте голые мачты — они казались черными на фоне поднимающегося солнца, подпрыгивали и раскачивались, и я узнал их — это был тот самый корабль, которого мы дожидались.
— У них будет линь спущен за борт, — сказал я.
Они наблюдали, как мы подходим все ближе и ближе, как наши два курса сливаются в один. На судне почти не осталось парусов — ровно столько, чтобы держаться носом против ветра, и когда мы приблизились вплотную, я заметил на палубе по крайней мере двух человек.
— Это или они — или Ньюгейт, — сказал я. — И если мы ошиблись, так можем хоть лечь чистенько на дно морское.
— Это точно!
Лодка накренилась, Пим перенес тяжесть тела на другую ногу, чтобы сохранить равновесие, и обтер руки о рубашку — пусть будут сухие, ему хвататься за линь.
— Давай, подводи поближе.
Когда наши курсы выровнялись, корабль оказался рядом и нам бросили оттуда конец. Мы подхватили его и быстро обвели вокруг банки для надежности; затем с борта упал шторм-трап, и я заметил лицо Сакима — мавра, моего друга.
Теперь мы закрепили фалинь на носу лодки — он потащит ее на буксире, когда мы поднимемся на борт корабля, — Пим поймал шторм-трап за боковую веревку, взлетел наверх как обезьяна и перемахнул через фальшборт.
— Том! — Я понимал, что он меня не слышит за воем ветра, скрипом и стонами корпуса, но мой жест говорил сам за себя.
Он без всякого расположения глянул на раскачивающийся трап, но все же эта штука была не в новинку для человека, которому не раз приходилось подниматься на суда контрабандистов; Том поймал перекладину, поскользнулся, чуть не сорвавшись, но все же взобрался наверх.
В руках у меня был конец линя — его надо потянуть, чтобы освободить лодку, тогда она отойдет за корму и окажется на буксире. Какое-то мгновение я стискивал в руке веревку, набираясь духу, потом резко дернул и тут же схватился за веревочный шторм-трап. Одна нога у меня сорвалась, но вторая стала прочно, и я полез по перекладинам; ударился пальцем о корпус, но наконец перевалился через планширь.
Когда наша лодка отстала, натягивая фалинь, я подумал, что сейчас она его оборвет, но веревка выдержала и лодка пошла за нами на буксире — отважное суденышко, красивое, стойкое и надежное. Я в душе благословил этот добрый кораблик, а потом повернулся лицом к палубе, положив руку на эфес.
— Можешь не беспокоиться. — Рядом со мной оказался одноглазый Джереми Ринг. — Нам удалось отделаться от банды Малмейна в Лондоне. Можешь поблагодарить за это свою леди.
— Абигейл?
— Ну! Она подсунула им ром из корабельного буфета, мы их всех после сволокли на берег, как бревна.
Он подтолкнул меня к кормовой каюте. Я распахнул дверь и шагнул внутрь.
А там стояла она, протягивая ко мне руки, яркие губы приоткрылись в улыбке… Позади сидел ее отец.
И вот наконец они со мной, Англия — у нас на траверзе, а там, за морем — Америка, и со мной — отборная команда людей, с какими можно начинать строить новую страну… Если они выживут. И я тоже.
* * *
Мы вошли в каюту, и капитан Темпани поднялся нам навстречу из-за стола, где он разложил свои карты.
— Мальчик, мой мальчик! До чего славно тебя видеть! А мы уж боялись, особенно когда они поднялись к нам на борт в Лондоне и мы узнали, что это люди Малмейна.
— Но теперь мы в безопасности?
Его густые брови надвинулись на глаза.
— А о королеве ты забыл? Когда они узнают, что ты сбежал, за нами бросятся корабли.
А я-то думал, все будет позади, как только я поднимусь на борт… Теперь моя самоуверенность исчезла. Но наш корабль полностью укомплектован людьми, здесь мои старые друзья Саким, Джублейн и Джереми Ринг. И целая команда добрых ремесленников, которые смогут обустроить и сделать нашим домом новый свет — Америку.
И корабль доверху забит боеприпасами и снаряжением.
Абигейл была тихая и явно встревоженная.
— Барнабас, если они все же заберут тебя в тюрьму, я просто не знаю уж, что мне делать!
— Продолжай свой путь, а мое дело оставь Джереми и Тому Уоткинсу.
— А что они смогут сделать?
