Макс Брэнд - Семь троп Питера Куинса
Так прошло четыре года, добавив на ладонях молодого Куинса мозолей; потемнели волосы, стали отливать медью; голубые глаза несколько выцвели и приобрели холодный оттенок, между ними залегла глубокая вертикальная складка; обострились черты лица. Добавилось твердых мускулов. Тело украсилось множеством шрамов, ибо, увы, приходится признать, что наш Питер родился и вырос драчуном.
Было бы приятнее сообщить, что Питер ввязывался в бесчисленные драки лишь тогда, когда его загоняли в угол или когда наглые негодяи стремились прибрать этого красивого золотоволосого юношу к рукам. Но это совсем не соответствовало истине. Несмотря на небесную красоту, свирепея, Питер скорее становился похож на карающего ангела, и те, кто его знал, не поднимали на него руки, подобно тому как простые псы не оскаливают зубы на бультерьера.
Но в том-то и состоит горькая правда, что Питер любил еще драться и ради самой драки. Он шел на все, лишь бы в нее ввязаться. Дрался на ножах, револьверах, кулаках или, страшнее всего, чем попало, безо всяких правил. Находил парня поздоровее и всеми силами старался затеять с ним ссору. Исподволь доводил его до кипения. Прикидывался трусом, дабы заставить того полезть на рожон, чтобы не опозориться в глазах других.
Правда, Питеру не всегда везло. Однажды здоровенный швед, чемпион среди борцов, чуть не задушил его в мертвой хватке. С трудом отдышавшись, хитрец влез к шведу в доверие и долгое время ходил у него в приятелях, пока не перенял все его приемы, а дальше с их же помощью публично разделался со своим противником. Ни тебе благородства, ни великодушия; но таков уж Питер Куинс.
В другой раз он напоролся на итальянца, не признававшего никакого оружия, кроме ножей. Питер не успел моргнуть глазом, как два длинных узких лезвия уже торчали в его анатомии. Отлежав три месяца в постели, он отыскал итальянца и, прибегнув к лести, выудил из парня все, что тот знал об искусстве борьбы с ножом. Овладеть всеми этими приемами Питеру не составляло труда. Врожденное стремление уничтожать подкреплялось тугими мускулами и стальными нервами. В результате все эти ценные сведения схватывались на лету. Он научился метать нож легким незаметным движением кисти или же, взяв за кончик лезвия большим и указательным пальцами, заставить его вращаться в полете.
Потом, по своему обыкновению, Питер затеял со своим учителем ссору. Не то чтобы он хотел отомстить или отплатить неблагодарностью. Просто не видел другого способа проверить на практике приобретенные навыки. Они схватились, и хотя итальянец не умер от ран, Питеру пришлось полгода оплачивать за него больничные счета.
Случались и другие неудачи. Однажды, например, громадный негр, разозлившись, швырнул в Питера тяжелое кресло, которое вместе с ним вылетело в окно. Битым стеклом нашего искателя приключений изрезало до неузнаваемости. Поправившись, он добрался до негра, хотя для этого ему пришлось прогуляться до Нового Орлеана. Цветного джентльмена похоронила община. Питер же благополучно вернулся в свои места.
Приходилось драться и на револьверах, но с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать, не часто. Как раз в этом возрасте на его пути повстречался знаменитый Джим Кроули, и Питер уложил его в честном поединке на виду у всего города. Разъехавшиеся по разным местам очевидцы, естественно, делились впечатлениями, и в результате любители подраться остерегались стычек с Куинсом с оружием в руках. Таким образом, ему стало негде оттачивать самое важное его искусство. Но тем не менее, не пропуская ни дня, он практиковался в нем с фанатическим рвением, с грустью, однако, отмечая, что так и не придется его применить. А пока что участвовал в любых драках, какие только попадались под руку.
Не удивительно, что он не пользовался лестной репутацией у местных шерифов. И несомненно, меньшей популярностью, чем у шерифов, он пользовался у имевших дочек на выданье мамаш. Ибо Питер постепенно приобрел дурную славу как известный развратник и дебошир.
То ли притягивало имя, то ли так ему на роду написано, но на его пути обязательно встречалась Мэри. Верно, случались и другие увлечения, но самые важные, самые значительные неизменно связывались с девушками по имени Мэри. Свою третью Мэри, норвежку с золотистыми волосами и такой нежной кожей, что страшно притронуться, он нашел в Монтане. Она напоминала светлого ангела, словно явившегося из другого мира. Бурная любовь длилась три дня, еще неделю, как ему казалось, он был счастлив. А потом, вспомнив о золотой жиле, о которой услышал годом раньше от одного умиравшего старателя, отправился на юг. Питер яростно копал целый месяц и уже совсем забыл о Мэри, когда к нему в лагерь явились три рослых блондина, которые чинно уселись у костра и сообщили, что приехали за ним, чтобы отвезти к сестре. Куинс закурил и ласково улыбнулся. Подраться с каждым из троих здоровых ребят доставило бы удовольствие на целый день. Но тут они приносили себя в жертву все сразу, можно сказать, шли на массовое заклание. Итак, Питер поднялся и двинул ближайшего в челюсть. Потом бросился в ноги второму и почувствовал на себе двести фунтов железных мускулов и твердых костей, движимых львиным сердцем. Однако и Питер не уставал наносить молниеносные сокрушительные удары. Противник распластался на земле, а Питер принялся за третьего и тоже сбил его с ног. После чего все трое поднялись с земли и двинулись на него всей кучей.
Произошло славное сражение. И когда наконец один упал ничком со сломанной челюстью, у второго заплыли оба глаза, а третий, ударившись плечом о землю, не мог уже поднять руки, Питер, усевшись ему на спину, призвал в свидетельницы светлую луну, что судьба подарила ему самый счастливый вечер в его жизни.
Так кончился роман с Мэри номер три. Четвертая Мэри, приехавшая из Бостона на ранчо к отцу, увидев Питера, восторженно заявила, что тот будто сошел с полотна итальянского художника. На следующий день она уже танцевала с Питером на сельской вечеринке, и это стало началом конца их романа. Она забыла об осторожности. Пару недель они ходили счастливые как голубки, а в округе как ком росли разговоры об этом романе. И тут Питер встревожился — гостья из Бостона принялась планировать его будущее, которому, разумеется, следовало начаться с университетского курса, желательно в Гарварде. Но этим дело не кончалось. Кроме того, ему надлежало обязательно окончить училище культуры. Жизнь сильно осложнялась.
— Послушай, Мэри, — в один прекрасный день спросил Питер, — почему ты вообще обратила на меня внимание и продолжаешь общаться с таким неотесанным деревенщиной, как я?
— Ну знаешь, — ответила Мэри, — разные бывают девушки.
