Фрэнсис Гарт - Брет Гарт. Том 6
— Леонид.
— Леонид? Какое милое имя! — (Он подумал, что у нее это и правда прозвучало очень мило.) — Вот что, Леонид, пожалуйста, будь умницей и сделай мне одолжение… большое-большое одолжение.
Лицо у Леонида вытянулось. Знаем мы такие подходы и предисловия. После этого обычно требуют: «Обещай, что никогда больше не станешь ругаться!» или: «Обещай, что сейчас же пойдешь и умоешься», или еще как-нибудь некстати суются в его личные дела. Да, такое Леониду говорили многие, но ни у кого он не видал таких глаз. И он ответил чуть застенчиво, но искренне:
— Хорошо, мэм.
— Ты идешь на почту?
Очень глупый вопрос, только женщина может так спросить — видно же, что у человека в руках письма. Не Леонид ответил:
— Ага.
— Захвати и мое письмо и отправь вместе со своими, — сказала она, подняла маленькую руку к груди и вытащила из кружев письмо. Леонид заметил — она нарочно держит конверт так, чтоб он не мог прочитать адрес; а рука у нее крохотная, тонкая, белая, даже немножко голубая, не то что у его сестры или у годовалого братишки, — таких рук он и не видал никогда.
— А ты умеешь читать? — вдруг спросила женщина и отдернула письмо.
Леонид даже покраснел.
— Ясное дело, умею, — сказал он гордо.
— Да-да, ясное дело, — поспешно повторила она и прибавила с озорной улыбкой: — Но это ты читать не станешь. Обещай мне! Дай слово, что не прочтешь адрес, а просто отправишь письмо, опустишь в почтовый ящик вместе со своими.
Леонид с готовностью пообещал — надо же поднимать столько шуму из-за пустяков! Наверно, это какая-то игра, или, может, она побилась с кем-нибудь об заклад. Леонид протянул смуглую руку, и женщина, все так же держа свое письмо адресом книзу, вложила его между остальными конвертами. При этом она мягкими пальчиками коснулась пальцев Леонида, и на них словно остался теплый след.
— Обещай мне еще одну вещь, — прибавила она. — Обещай, что никому ни слова про это не скажешь.
— Ну, ясно! — ответил Леонид.
— Вот умница! Я знаю, ты свое слово сдержишь.
Она чуть помедлила, испытующе, с улыбкой глядя на Леонида, и протянула ему новенькую блестящую монету в полдоллара. Мальчик попятился.
— Не надо, — смущенно сказал он.
— Не возьмешь? Даже от меня в подарок?
Леонид покраснел — он и правда был гордый; притом такое огромное богатство не скроешь, дома пойдут опасные расспросы. Но объяснять это не хотелось, и он только сказал:
— Не могу я.
Она посмотрела с любопытством.
— Ну тогда… спасибо тебе! — Она протянула ему белую руку, и мальчику показалось, будто он мгновенье держал в ладони живую пичужку. — А теперь беги, я и так тебя задержала.
Она отошла от забора и очень мило помахала ему на прощанье. С грустью и с облегчением Леонид поспешил прочь.
До самой почты он бежал бегом, чего с ним раньше не бывало. Верный слову, он даже не взглянул на ее письмо да и на свои больше не посмотрел, так и нес их в руке наотлете. Никуда не сворачивая, он прошел на почту, направился прямиком к ящику и опустил туда драгоценное послание вместе с остальными письмами. Почта, в сущности, была не просто почта, а еще и лавка, и, когда Леонида сюда посылали, он любил повертеться среди мешков с сахаром, подышать бодрящими запахами сыра и кофе. Но сегодня его визит был более чем кратким — молниеносным, и даже сам почтмейстер вслух заметил, что «старик Бун, видно, задал Леониду хорошую порку». А меж тем такая спешка объяснялась куда проще: мальчику хотелось поскорей вернуться к той ограде и к прекрасной незнакомке — вдруг она еще не ушла в дом? Но когда он, запыхавшись, добрался до поляны, под каштаном уже никого не было, и он приуныл. Медленно, печально и несмело шел он мимо забора, за которым не видно было никаких признаков жизни. Однако почти тотчас возле дома, среди лавровых кустов, мелькнуло что-то белое. То была она — словно не замечая его, она неторопливо шла прочь, туда, где просека сходилась с дорогой. Но он знал, что эта тропинка приведет ее к тому месту, где кончается забор, и ему тоже этого места не миновать. Так оно и вышло. Она обернулась к нему с ослепительной, притворно изумленной улыбкой.
— Какой ты быстроногий — настоящий Меркурий!
Леонид отлично понял, что она хочет сказать. Ведь Меркурий — это по-научному ртуть, а она ух какая быстрая! Сколько раз он ронял капельку-другую на пол и смотрел, как разбегаются крохотные серебряные шарики. А она, значит, тоже это приметила — вот какая смекалистая, не то что его сестры! У него дух занялся от удовольствия.
— Письмо-то я ваше опустил! — выпалил он наконец.
— И никто не видел?
— Лопни мои глаза, ни одна душа! Почтмейстер хотел взять письма, а я прикинулся, будто не вижу, и сам опустил.
— Да ты не только добрый, ты еще и хитрый, — с улыбкой сказала женщина. — А теперь у меня к тебе еще одна, последняя просьба: забудь обо всем этом, хорошо?
Удивительно ласковый был у нее голос. Наверно, поэтому Леонид сказал храбро:
— Ладно, мэм, только уж вас-то я не забуду!
— Вот это комплимент! Сколько тебе лет?
— Скоро пятнадцать, — признался Леонид.
— Почти уже взрослый, — лукаво сказала она и посмотрела на него с любопытством. — Что ж, не забывай меня. Напротив, вспоминай почаще, мне это будет приятно. Прощай, нет, до свиданья, ведь ты будешь меня вспоминать, Леон.
— До свиданья, мэм.
Она отошла от забора и вскоре скрылась среди лавров, но ее последние слова все еще звучали у него в ушах. Леон! Для краткости все называли его просто Ли. Леон — у нее это очень славно получается.
Он пошел дальше. И тут оказалось, что их расставание не осталось незамеченным: сверху по дороге бежали его старшая сестра и младший братишка, уж конечно, они с горы все видели. Вечно суют нос в его дела!
Он и сгорали от любопытства.
— Ты говорил с той женщиной? — запыхавшись от бега, спросила сестра.
— Она первая заговорила, — возразил Леонид.
— А что она сказала?
— Спрашивала про выборы, чего там нового, и я ей объяснил, — без зазрения совести соврал он.
Дурацкая выдумка, но они ее приняли за чистую монету.
— А какая она, Ли? Расскажи скорей! — потребовала сестра.
Леонид с великой радостью описал бы, какая она милая, какие у нее красивые руки — белые, мягкие, какие славные складочки у губ и ласковые, сияющие глаза, а платье совсем воздушное, прямо, как у ангела, и голос нежный, так и звенит. Но Леонид не привык никому поверять свои чувства, да и какой нормальный мальчишка в подобных делах станет откровенничать с собственной сестрой!
— Ты ж сама ее видела, — сказал он грубовато, уклоняясь от прямого ответа.
