Луис Ламур - Жила Комстока
Ледбеттер перекатил сигару в другой угол рта.
— Ваше имя ему прекрасно известно. Он прочел его на рукоятке револьвера, который вы обронили, когда удирали.
Улыбка исчезла с лица Элдера.
— В следующий раз удирать не стану.
— Вот как? Вы еще, может, скажете, что стрелять умеете?
— Готов попробовать.
Ледбеттер подошел к стойке и сказал:
— Эй, Гарри, дай-ка мне ружье. — Гарри протянул ему двустволку. — К вашим услугам, мистер Элдер.
Глава 56
Тревэллион очнулся, почувствовав на плече чью-то руку.
— Вэл! Вэл! С вами все в порядке?
Он быстро сел.
— О, простите. Я, кажется, уснул. Устал смертельно.
— Могу себе представить. — Глаза их встретились. — Вэл, я уже не маленькая, так скажите мне всю правду. Неужели это конец? Неужели мы никогда не сможем выбраться отсюда?
— Только не в этом месте. — Он кивнул головой в сторону дыры. — Прошлой ночью мне удалось пробиться, но там оказался следующий завал. Если его расчистить, за ним будет еще один.
Он наклонился и поднял с земли кирку.
— Зато я нашел вот это. Вероятно, кто-то из рабочих забыл.
Грита в недоумении смотрела на него.
— Грита, помните схему квершлага, которую мы видели в конторе? Вы хорошо рассмотрели ее?
— По-моему, да.
— Тогда не подскажете, какой длины он приблизительно был?
— Мне трудно сказать, ведь я только глянула разок и все. Ну… кажется, футов пятьдесят…
Она отвернулась и вдруг вцепилась Тревэллиону в руку.
— О, Вэл! Посмотрите, что это?
Справа, из-под дощатой обшивки стен, толстая, словно гигантская змея, ползла глина.
— Да, это оползень. Пройдет время, и он заполнит здесь все. Он всегда появляется словно ниоткуда. На многих приисках Комстока возникают оползни. Глина тысячелетиями лежит, заключенная между каменными пластами, но стоит образоваться какому-нибудь пространству, и она находит выход. Очень может быть, что этот взрыв дал толчок оползню. На некоторых приисках существуют даже специальные люди, вся работа которых заключается в том, чтобы выгребать глину и вывозить ее на поверхность.
Тревэллион взял кирку. В слабом голубоватом свете свечи глаза Гриты казались двумя темными впадинами на бледном лице.
— Так вы полагаете, длина квершлага около пятидесяти футов? Я уже пробовал обмерить его шагами и подозреваю, что другой туннель находится не более чем в семи или десяти футах от устья.
— Но ведь это твердая порода, Вэл!
— Порода тут разная. Здесь, как и во всем Комстоке, она содержит полевой шпат и глину. Иногда потолок рушится целыми огромными кусками из-за того, что порода крошится. Сядьте в сторонке и молите Бога, чтобы не случилось беды. Однажды рабочие на одной из соседних шахт, буря породу, наткнулись на горячий источник, вода почти закипала в нем, а пар обжигал с тридцати футов, эти ребята еле унесли ноги.
— Так здесь бьют горячие источники?
— Еще какие! В некоторых местах жар достигает такой силы, что до камней невозможно дотронуться. Несколько горняков даже погибло из-за этого.
Тревэллион выбрал место и сделал пробный удар в стену. Сейчас главное — пробить хотя бы небольшую брешь, чтобы пошел свежий воздух. Интересно, понимает ли Грита, что означает голубое пламя свечи?
Свеча горела слабее, пламя все больше становилось голубым — воздух кончался. Тревэллион размахнулся, ударил киркой по стене, от нее откололся большой кусок. Если бы у него была кувалда, дело пошло бы быстрее — уж никак не реже пятидесяти ударов в минуту. Он работал упорно, не думая ни о чем другом. Стены мерцали в полумраке тысячами слюдяных искорок, отражавших пламя свечи. Тревэллион остановился. Вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь их дыханием — ни единого звука, ни малейшего дуновения свежего воздуха. Если даже их отсутствие заметят, никому не придет в голову искать их именно здесь.
Он снова ударил киркой по стене, отколов приличный кусок породы.
— Надо бы поосторожней, — пробормотал он себе под нос, — иначе можно сломать рукоятку.
Тело его покрылось потом, брюки потемнели, пропитавшись этой драгоценной влагой, каждая капля которой теперь была на вес золота. С неизменной отчаянной яростью Вэл боролся с каменной стеной, откалывая от нее куски, которые падали к его ногам, поблескивая серебром. Лишь глухие удары кирки, врезавшейся в стену, и его тяжелое дыхание нарушали тишину замкнутого пространства.
Больше часа Тревэллион работал без остановки, потом, тяжело дыша, опустился на землю.
— Вэл, — Грита говорила почти шепотом, — с вами все в порядке?
— Да, только немного отдохну, — не глядя на нее, ответил он.
Вэл понимал, что результаты его труда ничтожны по сравнению с тем, сколько предстоит сделать. Трудность заключалась еще и в том, что в проделанном углублении стало невозможно работать киркой.
Грита встала.
— Дайте я попробую.
Тревэллион покачал головой в знак протеста, но все же протянул ей кирку. Грита неловко размахнулась и ударила по стене. Через несколько минут она устало опустилась на землю.
— Только отдохну минуточку.
Вэл поднял кирку.
Прошло еще несколько часов — казалось, целая вечность, а проделанное углубление по-прежнему оставалось невероятно крохотным. Медленно, тяжело он размахивал киркой и упорно бил в стену. Легкие его хрипели и свистели. Теперь после каждого удара ему приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Тогда кирку подхватывала Грита. Ладони ее покрылись волдырями, которые лопались, пачкая кровавыми пятнами рукоятку кирки, но она не замечала этого.
Пламя свечи сделалось совсем слабым и мерцало крохотным голубым огоньком. Размахнувшись, Вэл отколол огромный кусок породы. Еще несколько часов назад он бы радовался такому достижению, сейчас даже не обратил внимания.
Они уже больше не разговаривали, они хотели во что бы то ни стало вырваться из этого мрака, даже не думали о воздухе. Они просто долбили стену, нанося один удар за другим.
Положить кирку Тревэллион не мог, так как другого выхода у него не было. Вся его жизнь прошла в борьбе и в труде, и умереть он мог только борясь и работая. Он никогда не представлял себе, как умрет, жизнь научила его до конца бороться за существование. С угрюмой яростью бессловесного животного он снова и снова атаковал каменную твердыню. Тысячи мелких осколков, разлетаясь в разные стороны, хлестали его по лицу, залитому потом. Его некогда стальные мышцы, налитые силой от долгой работы с кувалдой, теперь ныли от нестерпимой боли, но руки, словно когтистые лапы, судорожно сжимали рукоятку кирки. Нанеся очередной удар, он в изнеможении прислонялся к стене, чтобы перевести дух, и тогда перед ним всплывало жестокое лицо его врага.
