Фрэнсис Гарт - Брет Гарт. Том 6
Молчание обоих явно усиливало ярость и замешательство негодяя. Внезапно он сорвался с места, высоко подпрыгнул и неуклюже исполнил нечто вроде негритянской чечетки, от которой задребезжала вся посуда; однако и это выглядело столь бессмысленно, что сам он так же внезапно остановился и уставился на Кейна в упор.
— Ну, — спокойно произнес Кейн, — что все это значит? Что вам угодно?
— Что это значит? — заорал головорез высоким фальцетом, явно передразнивая Кейна. — А то, что я сейчас разнесу к чертям всю вашу лавочку! И вышвырну на улицу все, что тут есть, вместе с безмозглым идиотом, который изуродовал мадам прическу. Что мне угодно? Да то, что мне угодно, я возьму сам, и никакому дьяволу меня не остановить. — Он распалял себя все сильней и сильней. — И с какой стати вы задаете мне вопросы?
Он рванулся к Кейну, но в тот же миг Аллен бесшумно и незаметно оказался между ними, и Кейна заслоняла теперь широкая спина старателя.
— Полегче на поворотах, приятель, — неторопливо произнес Аллен, и буян тупо уставился на его бесстрастную физиономию. — Я больной человек, пришел сюда за лекарством. У меня неладно с сердцем, а от такого вашего обхождения оно начинает ужас как стучать.
— Ну тебя к черту вместе с твоим сердцем! — завопил негодяй, охваченный яростью и презрением при этом неожиданном и, как ему казалось, бессильном заступничестве. — Кто ты такой?..
Но тут он запнулся. Могучая правая рука Аллена стальным обручем охватила его шею и скрутила ему руки за спиной. Крепко стиснутый, он сделал попытку лягнуться, но Аллен правой ногой прижал его ноги к прилавку, который дрожал от толчков, сопровождаемых криками и проклятиями. Аллен спокойно обернулся к Кейну и, протянув свободную левую руку, вежливо попросил:
— Будьте добры, передайте мне тот ароматический нашатырный спирт, который вы мне давали прошлой ночью.
Кейн, на лету схватив его мысль, подал ему бутылку.
— Ну вот, — сказал Аллен, вытащив пробку и поднося нашатырь к раздувающимся ноздрям и разинутому в крике рту противника, — понюхай-ка это да на вкус попробуй, тебе сразу и полегчает. Мне это здорово помогло прошлой ночью…
Головорез задыхался, кашлял, давился, а его злобные проклятия постепенно перешли в судорожную икоту.
— Ну вот, — продолжал Аллен, когда его укрощенный пленник почти перестал сопротивляться, — теперь тебе получше, да и мне тоже. Так-то оно спокойней, и сердцу моему не очень худо приходится — немного свежего воздуха, и все будет в порядке.
Он вновь вежливо обернулся к Кейну и почтительно спросил:
— Не будете ли вы добры открыть эту дверь?
Кейн бросился к двери, отпер ее и распахнул настежь. Буян стал было опять сопротивляться, но, снова нюхнув нашатыря, притих, и победитель без труда дотащил его до двери. Когда они оба очутились на тротуаре, головорез последним отчаянным усилием высвободил руку и выхватил из кармана брюк пистолет, но в то же мгновение предусмотрительный Аллен перехватил его руку и, вырвав пистолет, сильным ударом сбоку поверг его на землю.
— У меня есть свой такой же, — сказал он распростертому на мостовой врагу, — но я, пожалуй, оставлю этот у себя, покуда вам не полегчает.
Толпа, быстро собравшаяся вокруг, узнав в побежденном всем известного головореза, не склонна была ему сочувствовать, и он убрался прочь под насмешливые возгласы. Аллен спокойно вернулся в аптеку. Кейн был преисполнен благодарности к нему и в то же время удручен тем нелепым восхищением, которое испытывает его простоватый друг перед женщиной, не брезгующей услугами негодяя.
— А знаете ли вы, кто этот человек? — спросил он.
— Думается, это и есть борец, которого держит при себе та важная леди, — просто ответил Аллен. — Но только, ей-богу, он понятия не имеет о приеме захвата. Если б не мое сердце, я мог бы его здорово покалечить.
— Они там думают, — сказал Кейн, поколебавшись, — что я грубо обошелся с этой дамой и нарочно обкорнал ей волосы. Это была их месть, или… — он еще больше заколебался, вспомнив намек доктора Спарлоу на чувства этой женщины, — или личная месть этого негодяя.
— Понимаю, — Аллен кивнул, широко раскрыв свои маленькие глазки, и глядел на Кейна с сочувствием, как заговорщик, — это он из ревности.
Кейн покраснел, понимая безнадежность дальнейших объяснений.
— Нет, он, видно, считал, что таким образом честно зарабатывает свой хлеб.
— Будьте покойны, я все с ними улажу, с обоими. Понимаете, эта история мне на руку: пойду в тот ресторан отдать ему его шестизарядку, а ей все объясню про вас как есть. Господи, да я же был здесь, когда вы ею занимались, я свидетель, как вы все делали, она меня тоже припомнит. Я туда сегодня же сунусь. Ладно, не стану больше вам мешать. Только вот что я скажу, приятель. Это и значит увидеть жизнь во Фриско, разве нет? Ей-богу! В этой самой аптеке я за два дня больше жизни увидел, чем в Сент-Джо за два года. Так до скорого, мистер Кейн.
Он помахал Кейну рукой, неторопливо вышел из дому, бросил прощальный взгляд на улицу, прошел мимо окна и скрылся.
На следующий день Кейн с утра был свободен и в аптеку пришел только после полудня.
— Ваш друг старатель уже побывал здесь, — сказал доктор Спарлоу. — Я взял на себя смелость представиться ему и чуть не насильно его осмотрел. Он несколько застенчив, к сожалению. Боюсь, что у него серьезная болезнь сердца и нужно бы осмотреть его повнимательней.
Увидев искреннюю озабоченность Кейна, он добавил:
— Вы бы повлияли на него в этом отношении. Такой славный парень, он должен как-то позаботиться о себе. Кстати, он просил передать, что видел мадам ле Блан и все уладил. Он, кажется, совершенно ослеплен этой женщиной.
— Жаль, что он вообще ее увидел, — сказал Кейн с горечью.
— Однако это спасло аптеку от разгрома, а вашу голову от непоправимых повреждений, — со смехом возразил доктор. — Он совсем не глуп, но в том-то и странность человеческой природы, что такой вот простой парень, ничего в жизни не видавший, кроме своей глуши, сразу теряет голову перед этакой раскрашенной французской куклой.
Действительно, недели через две уже не оставалось сомнений в том, что мистер Рубен Аллен совершенно ослеплен. Он частенько наведывался в аптеку, когда шел в ресторан или на обратном пути; в ресторане он теперь столовался ежедневно и все вечера проводил там за картами. Но Кейн вовсе не был уверен, что он зря давал себя обыгрывать, как простак, которого водят за нос хозяйка и ее друзья. Вышибала О'Райен был изгнан; по мрачному предположению доктора Спарлоу, Аллен попросту занял его место, но Кейн опроверг это предположение, не без лукавства приписав его уязвленному самолюбию врача, у которого этот пациент отказался лечиться. В самом деле, Аллен так и не соглашался на повторный осмотр, хотя и продолжал с самым серьезным видом покупать лекарства и при этом не скупился. Несколько раз Кейн, считая своим долгом предостеречь Аллена насчет его новых приятелей, пытался открыть ему глаза, указывая на дурную репутацию, которой пользовалась мадам ле Блан, но тот отклонял его попытки с неизменной добродушной почтительностью, выражавшей то ли недоверие, то ли полное примирение с обстоятельствами, и Кейн перестал об этом говорить.
