Майкл Панке - Возвращенец
Помимо безопасности, Генри чувствовал огромную ответственность за коммерческий успех предприятия. Если им повезет, за две недели охоты и торговли с индейцами они могли добыть достаточно пушнины, чтобы оправдать отправку курьеров в низовья Миссури.
Капитан любил размышлять об эффекте появления набитой пушниной пироги в один из светлых февральских дней. Историей об их успешном закреплении в Йеллоустоуне будут пестреть заголовки "Миссури Репабликан". Пресса привлечет новых вкладчиков. К началу весны Эшли сможет вложить свежий капитал в новую партию охотников за пушниной. К концу лета Генри уже представлял себя руководителем целой сети трапперов по всему Йеллоустоуну. С достаточным количеством людей и товаров он даже, возможно, мог бы купить мир с черноногими и опять расставить ловушки в изобиловавших бобрами долинах Три-Форкс. К следующей зиме понадобится целая флотилия барж, чтобы забрать добытые шкуры.
Но всё зависело от времени. Следовало прибыть туда первым и во всеоружии. С первых же минут путешествия Генри чувствовал дыхание конкурентов.
На севере британская "Северо-Западная компания" расставила форты, простирающиеся на юг, до поселений манданов. Британцы также контролировали западное побережье, с которого вторглись вглубь материка, продвигаясь вдоль реки Колумбии и ее притоков. Ходили слухи, что британские трапперы уже добрались до Снейка и Грина.
С юга несколько групп поднялись на север от Таоса и Санта-Фе - "Пушная компания Колумбии", "Французская пушная компания", "Стоун-Боствик и компания".
Ощутимей остальных была конкуренция с запада, из Сент-Луиса. В 1819 году армия США предприняла "Йеллоустоунскую экспедицию" [12] с целью расширить торговлю пушниной. Несмотря на крайне ограниченные размеры отряда, присутствие армейских подстегнуло предпринимателей, отчаянно жаждавших продолжить торговлю пушниной. "Миссурийская пушная компания" Мануэля Лайзы открыла торговлю на реке Платт. Джон Джейкоб Астор вдохнул жизнь в остатки своей "Американской пушной компании", изгнанной из Колумбии британцами во время войны 1812-го года, открыв новый офис в Сент-Луисе. Все сражались за ограниченные источники капитала и людей.
Генри посмотрел на Гласса, лежавшего на носилках в тени сосен. Он так и не попытался пришить на место скальп. Тот все ещё небрежно лежал на макушке Гласса, став лилово-красным по краям, где его держала подсохшая кровь - гротескный венец истерзанного тела. Капитана вновь охватила смесь жалости и гнева, возмущения и вины.
Он не мог винить Гласса в нападении гризли. Медведь был просто одной из многочисленных опасностей на их пути. С тех пор как отряд вышел из Сент-Луиса, Генри знал, что люди будут умирать. Раненый Гласс просто подчеркивал те опасности, с которыми они каждый день шли рука об руку. Генри считал Гласса своим лучшим траппером, лучшим сочетанием закалки, навыков и выдержки. На остальных, пожалуй, за исключением Чёрного Харриса, он смотрел, как на подчинённых. Они были моложе, глупее, слабее и менее искушенными. Гласса Генри считал равным. Это могло случиться с Глассом, могло случиться с любым; могло случиться с ним. Капитан отвернулся от умирающего.
Он осознавал, что бремя вожака требовало от него принятия жёстких решений во благо бригады. Он знал, что фронтир уважал, даже требовал независимости и самостоятельности превыше всего. К западу от Сент-Луиса стирались все законы. Но тем не менее, суровые люди, составлявшие общество фронтира, были связаны тесными узами взаимовыручки и коллективной ответственности. Хоть и не было писаных законов, существовало его грубое подобие, беспрекословное соблюдение обязательств, стоящих выше корыстных интересов. Закон этот был сродни библии, и его важность возрастала с каждым шагом вглубь глуши. В случае нужды все протягивали руку друзьям, партнёрам, незнакомцам. Поступая таким образом, каждый понимал, что настанет день, когда его спасение будет зависеть от протянутой руки другого.
Целесообразность этого кодекса чести улетучивалась, когда капитан тщетно старался применить его к Глассу. Разве я не сделал для него всё, что было в моих силах? Лечил его раны, нёс, почтительно ждал, чтобы он, по-крайней мере, был погребен надлежащим образом. Решением Генри они подчинили все свои общие нужды нуждам одного человека. Это было правильным решением, но так нельзя было продолжать. Не здесь.
Капитан откровенно подумывал бросить Гласса. Мучения Гласса были так велики, что Генри задумался, не пустить ли пулю ему в лоб, положив конец страданиям. Он быстро отмел всякую мысль об убийстве Гласса и размышлял о том, чтобы каким-то образом поговорить с раненым, разъяснить ему, что больше не может рисковать всей бригадой. Они могут найти ему укрытие, оставить огонь, оружие и провизию. Если он поправится, то может нагнать их на Миссури. Прекрасно зная Гласса, Генри подозревал, что именно этого он бы и потребовал, если бы мог говорить. Наверняка он бы не поставил под угрозу жизнь остальных.
Тем не менее, капитан Генри не мог заставить себя бросить раненого. После нападения гризли Генри не удалось внятно поговорить с Глассом, так что определить его желания было невозможно. Но, не имея четкого образа действий, он не собирался гадать. Генри был вожаком, и ответственность за Гласса лежала на нём.
Как и за всех остальных. И за вложения Эшли. И за семью в Сент-Луисе, которая больше десяти лет ждала финансового успеха, который казался таким же далёким, как и горы на горизонте.
Той ночью трапперы сгрудились вокруг трёх небольших костровых ям. У них было свежее мясо для копчения, телёнок бизона, а покров сосен добавил им уверенности, позволив развести костры. После заката вечером позднего августа быстро похолодало; не сильно, но как бы напомнив о смене сезона, маячившей на горизонте.
Поднявшись, капитан обратился к трапперам; за этой формальностью скрывался серьезный смысл его слов. - Нам следует идти быстрее. Мне нужны два добровольца, которые останутся с Глассом. Останутся до его смерти, с честью похоронят, и затем нагонят нас. "Пушная компания Скалистых гор" заплатит семьдесят долларов за задержку.
В одном из костров затрещал пучок сосновых веток, послав искры в ясное вечернее небо. В остальном, в лагере воцарилось молчание, пока люди обдумывали положение дел и предложение. Было странно размышлять о смерти Гласса, хоть и неизбежной. Француз Жан Берно перекрестился. Большинство остальных уставились в костёр.
Долгое время все молчали. Каждый думал о деньгах. Семьдесят долларов составляли больше трети их годового жалования. Если смотреть на положение дел сквозь безжалостную призму наживы - Гласс неизбежно скоро умрет. Семьдесят долларов за то, чтобы несколько дней проторчать на поляне, а затем неделя тяжелого перехода, чтобы нагнать бригаду. Конечно, все понимали, какой риск крылся в отставании от бригады. Десять человек могли дать слабый отпор нападению. Двое не могли ничего. Если на них наткнется отряд воинственных индейцев... На что мертвецу семьдесят долларов?
