Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников
– А вы не могли бы его достать, когда оно выйдет наружу?
Я объяснил, что кольцо если и выйдет, то очень нескоро. Крокодиловые, как и птицы, часто заглатывают камешки и прочие твердые объекты, которые накапливаются у них в желудке. Жевать они не умеют, поэтому пища постепенно перетирается камешками при периодических сокращениях желудка. Исследователям иногда удается изучать миграции крокодилов, скармливая им маленькие радиопередатчики в пуленепробиваемом корпусе.
Мне не давала покоя загадка различий между аллигаторами и крокодилами. Почему все аллигаторы регулярно ревут, а некоторые крокодилы – практически никогда? Может быть, какая-то особенность биологии аллигаторов заставляет их реветь даже в больших озерах и реках, где шлепки головой и инфразвук разносятся намного дальше?
Одно из отличий аллигаторов от крокодилов – групповое ухаживание, состоящее из “пения” хором по утрам и “танцев” ночью. А что, если рев аллигаторов – не просто индивидуальный сигнал, приглашающий особей противоположного пола познакомиться? Что, если у него есть и другая функция? Например, “пение” хором может служить для привлечения как можно большего числа аллигаторов в места, где ночью будут “танцы”, чтобы у каждого участника хора было больше потенциальных партнеров. Потому-то самки тоже ревут во время хора! А шлепки головой не несут такой дополнительной функции, потому что определить на слух, сколько животных шлепают головами, намного труднее.
Похожая система существует у тетеревов. Во время тока они издают два звука: бормотание и “чуфыканье”. Бормотание слышно очень далеко и, видимо, служит коллективным сигналом для привлечения птиц на ток, а “чуфыканье” кажется намного более громким вблизи и является индивидуальной “песней”.
У крокодилов нет группового ухаживания, поэтому их рев – просто часть индивидуальных “песен”, и ревут они только там, где рев может разноситься дальше, чем шлепки головой и инфразвук.
Мне казалось, что я решил половину загадки. Но почему все крокодилы часто шлепают головой, а аллигаторы не всегда? Может быть, шлепки у крокодилов имеют какую-то добавочную функцию, которой не несут шлепки аллигаторов? Что бы это могло быть? Я не знал.
В середине апреля ночи наконец-то стали теплыми, и аллигаторы на острове Мерритт начали “петь”. Я закончил преподавание в этом семестре и мог проводить все время в поле, питаясь ракушками с отмелей и ночуя в машине.
Аллигаторы на острове жили в прибрежных лиманах с солоноватой водой. Она была такой мутной, что они вряд ли могли там что-либо видеть, но выглядели вполне упитанными. У аллигаторов и кайманов на челюстях есть множество маленьких ямок. Эти ямки – чувствительные органы, воспринимающие изменение давления и позволяющие ловить рыбу по создаваемым ею колебаниям воды, без помощи зрения. У крокодилов такие ямки есть не только на челюстях, но и на брюшных чешуях, но зачем они там нужны, неизвестно. Недавно выяснилось, что ямки воспринимают также электрические поля и изменения в химическом составе и температуре воды.
Поначалу работать на острове Мерритт было просто. Я нашел несколько крупных самцов и записал их “песни”. Но дорог там было мало, и вскоре легкодоступные места для поисков кончились. Пришлось забираться в глубь болот по колеям, оставленным джипами рыболовов-любителей.
Однажды ночью, когда я медленно ехал по знакомой колее вдоль берега лимана, корка твердой глины на дне одной из луж вдруг проломилась, и машина погрузилась в жидкий ил, перемешанный с осколками устриц.
У меня ушло четыре часа, чтобы выкопать глубокую траншею и отвести воду из лужи в лагуну. Потом я попробовал освободить машину. Но липкая грязь держала ее так прочно, что я не мог поднять ее домкратом и подложить ветки под колеса. Лопата под машину не пролезала, и приходилось копать руками. Плававший неподалеку аллигатор явно с большим сочувствием относился к моим усилиям. Каждый раз, как я подходил к берегу, чтобы смыть грязь с рук и ног, он ненавязчиво подплывал поближе с застенчивой, дружелюбной улыбкой, словно предлагая помочь. Меня посетила мысль запрячь его, чтобы вытащить машину (аллигаторы намного сильнее, чем кажутся), но не было длинного каната.
Хуже всего было то, что каждый раз, как я смывал с рук и ног грязь, слой репеллента тоже смывался. Вскоре я был весь в розовый горошек от укусов крошечных мокрецов.
После полуночи стало понятно, что машину поднять не удастся. К счастью, выходить из парка пешком мне не пришлось: сотовый телефон там работал. Я набрал 911, они переадресовали звонок службе безопасности космодрома на мысу Канаверал, и через полчаса ко мне подъехали трое охранников и полицейский. Прибыли они на четырех здоровенных внедорожниках, и я был уверен, что мою “тойоту” они вытащат за две минуты.
Но радовался я рано. Сначала они целый час меня допрашивали. Они даже нашли мой веб-сайт (в каждой машине был спутниковый интернет) и задали множество вопросов о нем. Полицейский отказывался верить, что я сам выкопал траншею, и утверждал, что я вообще все вру. От путешествия в окружную каталажку меня спасло только то, что тремя годами раньше я получил пропуск на космодром, чтобы помочь другу в исследованиях редких мышей на мысу Канаверал (а также чтобы свозить Ками на чудесные безлюдные пляжи в запретной зоне), и с тех пор числился у них в базе данных.
После этого охранники сообщили, что не имеют права пользоваться казенными машинами, чтобы меня вытащить. Мне пришлось вызвать аварийку из ближайшего городка. Еще через час появился старый негр на буксировщике, поболтал с нами минут пять, вытащил “тойоту”, взял с меня сто долларов и уехал.
Охранники тоже смылись, но полицейский остался. Он заявил, что застрял я потому, что выбрал неправильный путь через лужу. Я не согласился. Он вскочил в свой внедорожник, чтобы показать мне правильный путь, и немедленно застрял.
Конечно, он тут же вызвал по радио не успевших далеко уехать охранников. Те вернулись, посмеялись и сказали: “Извини, братец, не имеем права, тачки-то казенные!” К тому времени, как я искупался в лимане и уехал, он как раз звонил негру с буксировщиком.
Мои руки были все в порезах от устричных осколков, но это все равно было замечательное утро. К десяти часам я записал самую последнюю нужную мне аллигаторовую “песню”, почистил колеса от грязи и погнал прямиком в Ноксвилл. До свадьбы оставалась всего неделя.
Чтобы видеть то, что у тебя под носом, нужны постоянные усилия.
Джордж ОруэллОчковый кайман