Жюль Верн - Удивительные приключения дядюшки Антифера
И Бен-Омар кратчайшим путем помчался в Александрию, клянясь Аллахом, что никто и никогда больше не уговорит его гоняться за сокровищами!
На следующий день дядюшка Антифер, Жильдас Трегомен и Жюэль были уже в Сен-Мало. Как встретили их соотечественники? Встретили довольно хорошо, хотя некоторые злые языки подняли на смех незадачливых кладоискателей, которые, подобно дурню Жану[483], с чем ушли, с тем и вернулись.
Зато Нанон и Эногат всячески утешали своих близких: брата, дядю, кузена и друга. Встретились нежно и чуть не задушили друг друга в объятиях… И дом на улице От-Салль снова зажил своей привычной жизнью.
Так как дядюшка Антифер не мог выделить ни племяннику, ни племяннице миллионного приданого, ему ничего не оставалось, как согласиться на их брак. Согласие выражалось, правда, в такой изысканной форме:
— Ради Бога, делайте что хотите, только оставьте меня в покое!
Пришлось довольствоваться и этим, и начались приготовления к свадьбе. Дядюшка Антифер не принимал во всем никакого участия. Не выпуская изо рта чубука, весь во власти мрачных мыслей и глухого гнева, могущего прорваться каждую минуту по любому поводу, он почти не выходил из комнаты.
Его не смогли уговорить присутствовать на свадебной церемонии. Не подействовали на него и мольбы Жильдаса Трегомена, осмелившегося даже сказать:
— Ты неправ, старина!
— Ну и пусть!
— Ты мучаешь детей… Я прошу тебя…
— А я прошу тебя, лодочник, оставить меня в покое!
Наконец Эногат и Жюэль стали мужем и женой и поселились в одной из комнат в доме на улице От-Салль. Они покидали дом только затем, чтобы вместе с Нанон провести несколько приятных часов в гостях у лучшего из людей — их общего друга Трегомена.
Больше всего говорили, конечно, о дядюшке Антифере, ведь он доставлял всем столько огорчений своей раздражительностью и подавленным состоянием. Он перестал выходить из дому, ни с кем не встречался. Прекратились его ежедневные прогулки по крепостному валу или по набережной с неизменной трубкой в зубах. Все считали, что после такого громкого поражения ему стыдно показываться на людях, и, в сущности, так оно и было.
— Боюсь, что его здоровье ухудшается,— говорила Эногат. Ее прекрасные глаза становились печальными, когда она заводила речь о дядюшке.
— Я тоже этого боюсь, девочка,— вторила ей Нанон,— и каждый день молю Бога, чтобы он вернул Пьеру душевное спокойствие!
— Проклятый паша! — восклицал Жюэль.— Нужно же было ему влезть в нашу жизнь со своими миллионами!…
— Да еще с миллионами, которых мы не нашли! — подхватывал Жильдас Трегомен.— И все же… ведь они есть… они где-то там… Если бы дочитать последний документ до конца!…
Однажды он сказал Жюэлю:
— Знаешь ли, о чем я думаю, мой мальчик?
— О чем, господин Трегомен?
— Пожалуй, твой дядя был бы не так угнетен, если бы знал, где зарыты сокровища, даже если бы и не мог их никогда достать.
— Может, вы и правы, господин Трегомен. Дядюшку доводит до бешенства одно только сознание, что у него на руках документ с координатами главного острова, а прочесть его до конца невозможно.
— Да, эти поиски должны были быть окончательными! — ответил Трегомен.— В документе об этом сказано ясно…
— Дядя с ним не расстается, все время держит его перед глазами, читает его и перечитывает…
— Пустая трата времени, мой мальчик… Сокровища Камильк-паши никогда не будут найдены, никогда!…
Трегомен был, конечно, прав.
Кстати сказать, через несколько дней после свадьбы стало известно, что произошло с подлым Сауком… Этому негодяю не удалось побывать на Шпицбергене раньше дядюшки Антифера и его спутников, так как его схватили в Глазго[484] в ту самую минуту, когда он садился на судно, направлявшееся в арктические воды. Читатель помнит, сколько шуму наделало преступное нападение на преподобного Тиркомеля, едва не стоившее жизни проповеднику, и при каких обстоятельствах обнаружили на его плече татуировку с цифрами широты. Немудрено, что эдинбургская полиция, поставленная на ноги, сделала все возможное для поимки бандита — ведь преподобный Тиркомель сообщил его точные приметы.
Совершив покушение, Саук, не заходя в «Королевский отель», сел в поезд на Глазго. Там он рассчитывал найти корабль, идущий в Берген или Тронхейм. Вместо того чтобы отправиться с восточного берега Шотландии, как это сделал дядюшка Антифер, он хотел двинуться в путь с западной стороны. Расстояние с того и другого берега почти одинаково, и он надеялся достичь цели раньше законных наследников Камильк-паши.
Но, на его беду, в Глазго ему пришлось целую неделю дожидаться попутного парохода. И, к счастью для человеческого правосудия, его опознали в ту минуту, когда он садился на судно. Его тотчас арестовали и приговорили к нескольким годам тюрьмы, так что ему не пришлось тратиться на путешествие. Впрочем, поездка на Шпицберген в любом случае не принесла бы ему никакой выгоды.
Вся цепь событий, от первых исследований в Оманском заливе до последних поисков в Северном Ледовитом океане, приводила к простому заключению: сокровища до скончания века будут покоиться на неизвестном островке, которому Камильк-паша так опрометчиво решил их доверить. Один человек, правда, не только не пожалел бы об этом, но даже поблагодарил бы небо, радуясь такому стечению обстоятельств. Мы говорим о преподобном Тиркомеле. Сколько миллионов грехов прибавилось бы на этом свете, если бы богатства паши стали достоянием малодушного человечества!
Дни проходили за днями. Жюэль и Эногат были бы вполне счастливы, если бы их не тревожило плачевное состояние дядюшки. Кроме того, молодой капитан не мог без грусти думать о приближении часа разлуки с любимой женой, семьей и друзьями. Строительство трехмачтового судна для торгового дома «Байиф и К0» быстро продвигалось вперед, а читатель знает, что место помощника капитана на этом корабле предоставлено Жюэлю. Прекрасная карьера в его возрасте! Еще каких-нибудь шесть месяцев — и он отправится в Индию.
Жюэль часто беседовал об этом с Эногат. Молодая женщина чувствовала себя несчастной, сознавая, что ей скоро придется расстаться с мужем. Но таков уж удел жены моряка, а в семьях моряков иначе и не бывает! Эногат не хотела сознаваться в подлинной причине своей печали и уверяла, что ее мучает мысль о дядюшке Антифере… И Жюэль боялся покинуть дядюшку в таком состоянии… Кто знает, застанет ли молодой капитан его в живых?
Между тем Жюэль постоянно возвращался мысленно к не прочитанному до конца документу, к последним неразборчивым строкам пергамента. Строки безусловно были началом какой-то фразы, и она не давала ему покоя.
