Геннадий Невельской - Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России
«Горсть людей, выброшенная в 1850 году в дикую пустыню, каковой представлялась Петровская кошка, вместо предназначенного ей основания простого зимовья для расторжки с гиляками, успела, несмотря на всевозможные лишения и нужды, ничтожество средств и полное несоответствие данных ей инструкций, в течение трех лет с небольшим обследовать пустынную местность низовьев реки Амура и острова Сахалина, утвердиться в главных пунктах и распространить русское влияние на все окрестное население и даже на маньчжуров. Твердость духа и отчаянная решительность начальника экспедиции повели к тому, что, по истечении столь краткого времени, русские встали твердой ногой на Амур, открыли, что река в 300 верстах выше устья весьма близко подходит к единственному близ лимана заливу Де-Кастри, заняли селение Кизи и соседний с ним залив Де-Кастри, составляющий непременную станцию судов, идущих с юга в устье Амура, открыли месторождение каменного угля на острове Сахалине и открыли и заняли одну из лучших гаваней в мире, гавань Императора Николая I и главные пункты острова Сахалина. Они собрали положительные данные о независимости жителей материкового берега и острова Сахалина, доставили точные сведения о реке Уссури и о важности ее в отношении близкого соседства с незамерзающими почти круглый год гаванями, исследовали направление Хинганского станового хребта от верховьев реки Уды и направление главных рек, стекающих с восточного склона этого хребта, и, возбудив пограничный вопрос, дали точные и неоспоримые доказательства того, что весь край от верховья реки Уды к востоку до моря, заключающий в себе южный и северный бассейны реки Амура, устья реки Сунгари и весь бассейн реки Уссури с их прибрежьями до корейской границы, а равно и остров Сахалин, составляют неотъемлемую принадлежность России. Вот что сделал, — пишет Романов 68, — в Приамурском крае ничтожный экипаж транспорта «Байкал» в 1849 году и горсть людей, брошенная в 1850 году на дикое прибрежье Охотского моря, среди непроходимых пустынь за 10 000 верст от образованного мира. Претерпевая невыразимые лишения: зимой холод, часто и голод от неприсылки судов из Камчатки или из Аяна, подвергаясь опасности быть потопленными наводнением[72], эти добровольные изгнанники из образованного круга не унывали среди окружавших их опасностей, не падали духом под бременем выпавших на долю их тяжких трудов и испытаний, но во всех случаях бодро шли вперед… с сознанием высоких общественных целей, предназначенных им для осуществления на пользу Отечества. Руководимые своим достойным начальником и примером его супруги, разделявшей наравне с другими все лишения и опасности, действуя всегда вне повелений, под ежеминутным опасением при малейшей неудаче подвергнуться строжайшей ответственности, — эта горсть людей не страшилась голодной смерти, скромно в безмолвной тишине пустынь собирала камни, из которых начальник ее создал твердый фундамент для событий, совершившихся на отдаленном Востоке нашего Отечества.
Если бы подобные действия были совершены где-либо иностранцами, то мы давно бы затвердили имена их наизусть, боясь показаться варварами перед образованной Европой; тогда бы все удивлялись им и провозглашали бы подвиги их, подобно подвигам Росса, Парри, Франклина и прочих. Почти все мы до сих пор не знаем тех русских имен, которым Отечество наше обязано водворением русского влияния на пустынных берегах низовьев Амура и прибрежьях Восточного океана, а с этим вместе Отечество обязано им и приобретением Приамурского и Приуссурийского краев с их прибрежьями и островом Сахалином {107}.
При этом нельзя не отдать должной справедливости, — пишет Романов, — и тем женщинам, которые добровольно и бодро разделяли труды, лишения и опасности, несвойственные их полу. Имена Невельской, Орловой и Бачмановой, в особенности первой, занимают почетное место в истории Приамурского и Приуссурийского краев».
«Вот как описывает, — говорит Романов, — участвовавший в Амурской экспедиции Бошняк супругу начальника экспедиции Екатерину Ивановну Невельскую[73].
После роскошных зал и гостиных недавней воспитаннице Смольного монастыря, со средствами и возможностью жить иначе, пришлось приютиться в трехкомнатном флигеле, разделивши его с семейством Орлова. Толпы грязных гиляков, тунгусов и ряд встреченных неприятностей не устрашили ее. Мы откровенно сознаемся, что многим обязаны ее внимательной любезности ко всем, и прямо скажем, что ее пример благодетельно действовал на тех, можно сказать, несчастливиц из жен нижних чинов, которых судьба забросила вместе с своими мужьями на горькую долю. Часто находясь в обществе Е. И. Невельской, мы никогда не слыхали от нее ни одной жалобы или упрека; напротив, мы всегда замечали в ней спокойное и гордое сознание того горького, но высокого положения, которое предназначило ей провидение. Занятия по устройству нового хозяйства и книги прогоняли от нее скуку. Во всем обнаруживалась твердость ее характера, привычка к занятиям и способность обходиться без балов и вечеров — способность, столь редко встречаемая в наше время!
Наконец, поспел губернаторский дом (5 сажен длины и 3 сажени ширины), в пять конурок; наступила зима, а с ней вместе и те страшные пурги, в продолжение которых погибло несколько человек. Везде холод страшный, все замело снегом, так что для прохода вынуждены были разгребать снежные коридоры, а в казарму иногда выход был только через чердак. И Е. И. Невельская проводила зиму одна (все мы были в командировках), в комнатах с 5° тепла, и, дрожа от холода, продолжала оставаться с той же стоической твердостью убеждений. Наконец, наступил 1852 год. Неприсылка из Камчатки судов ставила нас в положение более чем отчаянное. Для грудных детей не было молока, больным не стало свежей пищи и несколько человек легло в могилу от цинги[74].
И тут этот чудный женский инстинкт нашелся, чтобы подать руку помощи страданиям. Единственная корова из хозяйства Г. И. Невельского, завезенная в 1851 году, снабжала молоком несчастных детей, а солонина явилась за столом начальника экспедиции. Все, что было свежего, делилось пропорциональными частями, и опять ни одной жалобы и ни одного упрека. В таких действиях, по моему мнению, заключаются главные заслуги Амурской экспедиции; они поддерживали дух покорности и терпения, без чего она должна была бы рушиться. Спросим теперь после этого очерка, многие ли бы мужчины согласились на подобную жизнь? Конечно, немногие. А ведь этой женщине было 19 лет. Скажут, может быть, что много таких примеров. Да, но все-таки в местах более многолюдных и где не было таких лишений, которые предстояли для женщины в Амурском крае. Из всех этих обстоятельств Е. И. Невельская вышла победительницей, несмотря на то что, конечно, нажила много врагов, как это обыкновенно бывает в наших захолустьях и закоулках».
Так окончила свою трудную и высокую миссию Амурская экспедиция, и таковы были последствия ее деятельности. Теперь мне в заключение остается только изложить дальнейшие наши действия в Приамурском крае и окончательное утверждение как его, так и Приуссурийского бассейна за Россией, как окончательное следствие этой деятельности наших морских офицеров на отдаленном Востоке Отечества. Настоящую главу закончу списком личного состава экспедиции, действовавшей с 1850 по исход 1855 года.
В 1850 и 1851 годах Амурская экспедиция состояла:
начальник: капитан 1-го ранга Г. И. Невельской, лейтенант Н. К. Бошняк и мичман Н. М. Чихачев, прапорщики корпуса штурманов Д. И. Орлов и А. И. Воронин, командир транспорта «Охотск» лейтенант Гаврилов, прапорщик Семенов, топограф Попов, доктор Орлов и приказчик Российско-Американской компании Березин. Нижних чинов, собственно в экспедиции, 26 человек и на транспорте 20 человек. Из женщин: супруга начальника экспедиции Е. И. Невельская, супруга Д. И. Орлова — X. М. Орлова, жен нижних чинов 4.
В 1852 году:
кроме Гаврилова все остальные; нижних чинов 56 человек и мичманы: Разградский и Петров.
В 1853 году:
кроме Чихачева и Семенова все остальные и, сверх того, капитан-лейтенант Бачманов с супругой Елизаветой Осиповной, священник Гавриил Вениаминов с супругой Екатериной Ивановной, прапорщик Боуров, нижних чинов 70 человек и в Сахалинской экспедиции: майор Н. В. Буссе, лейтенант Н. В. Рудановский, нижних чинов 86 человек и приказчик Российско-Американской компании Самарин. Сверх этого в Императорской Гавани зимовал «Иртыш» под командой Гаврилова и корабль Российско-Американской компании «Николай» под командой Клинковстрема, всего 76 человек, и в Петровском — бот «Кадьяк» под командой Шарыпова с 15 человеками команды.
В 1854 и 1855 годах:
все остальные, кроме упомянутых судов и команд с Сахалина, майора Буссе и приказчика. Сверх того поступили: лейтенант Я. И. Купреянов и лейтенант Н. В. Рудановский. Собственно в Амурской экспедиции было команды 86 человек и прикомандирована к ней команда фрегата «Паллада» с офицерами, свод конной легкой артиллерии и сотня казаков.
