Тихон Пантюшенко - Тайны древних руин
Маринка стала за стол и сказала:
—Наговорились, девчонки? А теперь к делу,— она представила меня классу и коротко сообщила о цели моего прихода.— Всем понятно? А теперь высказывайтесь. Мальчики!
—Почему только мальчики?— выразила недовольство Лида, девчонка с челкой до бровей.
—Потому как дело это серьезное,— бросил реплику паренек, которого, как я потом узнал, звали Иваном Бобром.
—Мужское, значит?— последовал иронический вопрос.
—Во всяком случае не женское.
—А скажите, товарищ Бобр, вырастить урожай сахарной свеклы по пятьсот центнеров с гектара— это много или мало?
—Смотря где. В Балаклаве, например, ты не получишь и центнера.
—А установить рекорд в полете на дальность — это как, по-твоему, серьезное дело?
—Серьезное, ну и что?
—А то, дорогой товарищ Бобр, что все это сделали женщины и теперь Мария Демченко— награждена орденом Ленина, Гризодубова Валентина, Раскова Марина, Осипенко Полина— Герои Советского Союза. И выходит, Ваня, твоя мама напрасно на тебя тратилась: ты зря протирал штаны в школе.
—Налегай, Бобр, на лопатку и скорее прячься в хатку,— бросил кто-то рифмованную реплику и сам первый засмеялся.
В классе поднялся смех. Напрасно Маринка старалась успокоить ребят. То тут то там слышались новые реплики, шутки, колкие прибаутки.
—Да тише, вы!— стукнула Лида книгой об парту.— Вам бы только посмеяться. А если серьезно, то мы уже взрослые люди и относиться к делу должны серьезно.
—Правильно, Лида! Им лишь бы позубоскалить.
—А конкретно,— обратилась ко мне Маринка,— чем бы вы могли помочь нам?
Я повторил свое предложение, высказанное в комитете комсомола.
—Понимаешь, матрос,— поднялся со своего сиденья сосед Лиды Толя Кочетков,— в этом деле есть одна маленькая заковыка.
—Какая ещё заковыка?— не понял я.
—Дело в том, как бы это мягче сказать...
—Да чего уж там, говори, как есть.
—Дело в том,— повторил Толя,— что обучать меткой стрельбе можно. Но лучше, если это будем делать мы, а не вы.
—Ну и Кочетков! — удивилась Лида.— Да ты-то хоть понимаешь, что говоришь?
—Не волнуйтесь, товарищ Михеева, мы тоже с понятием,— ответил Толя и добавил, обращаясь ко мне.— Наша Хрусталева— мастер спорта и не по какому-то там бегу на короткие дистанции, а именно по стрельбе. Разъяснять это, по-моему, не стоит.
Чертов Кочеток! Кто бы мог подумать, что он способен на такой финт. Даже класс замер, ожидая, что же я отвечу на этот коварный вопрос. Но тут выручила меня Лида Михеева:
—А какая специальность у вас, если это не военная тайна?
—Да нет, какая же это военная тайна,— ответил я, хотя не был убежден, что следует говорить всем о моей военной специальности.— Радист.
—Так это ж здорово! И вы знаете азбуку Морзе?
—Ну а как же. Без этого нам нельзя.
—И радиотехнику?
—Само собой.
—Девчонки!— в восторге воскликнула Лида.— Это ж такая специальность! Представляете? Разные там позывные...
—Представляем,— прервала Михееву Маринка.— Ты, конечно же, будешь «ромашкой».
—Маринка! — произнесла Лида так, будто открыла какую-то тайну.— Мы начинаем сердиться. Что это значит?
—Михеева! Что за глупости ты говоришь?
Маринка, поняв, что поступила опрометчиво, сердито посмотрела не только на Лиду, но и на меня. Ну а я-то причем? Чтобы сгладить возникшую неловкость, я сказал:
—Товарищи, я понял, что вы согласны обучаться радиоделу. Ну, может быть, не все, а хотя бы часть. Мы посоветуемся в нашей комсомольской группе. Доложим командованию. Думаю, что нам не откажут. И последнее,— добавил я.— Чтобы разговор у нас был поконкретнее, надо выяснить, сколько у вас желающих заниматься в радиокружке. Вам это нужно для учета, нам— для аргументов в беседе с командованием.
—Это мы мигом,— Лида быстро извлекла из портфеля тетрадку, вырвала из нее два листа и спросила Хрусталеву:
—Тебя записывать?
—Я еще не знаю.
—Запишу, а там как хочешь.
—В списке оказалось двенадцать человек. Нормально. После собрания ко мне подошла Лида Михеева и спросила:
—Скажите, пожалуйста, а девушек принимают в береговую оборону?
Подружка, с которой Лида сидела за одной партой, услышав ее вопрос, подошла к нам поближе и сказала вполголоса:
—Тебе, Лида, пора уже выходить замуж и рожать детей, а не служить в береговой обороне. Ты идешь домой или нет?
—Иди, я тебя догоню,— ответила Лида.
Замечание подруги не произвело на нее ни малейшего впечатления. Михеева и в самом деле выглядела вполне созревшей для материнства. Даже своеобразная прическа подчеркивала в ней строгую, неброскую красоту. Длинные волосы сзади были подвернуты внутрь и, казалось, в таком виде чем-то закреплены.
—Болтушка,— незлобиво заметила Лида.— Нет, а в самом деле, есть в ваших частях девушки?
—Конечно есть. Возьмите, например, санитарные части. Там медицинские сестры— женщины.
—Нет, я имею в виду не медицину, а другие специальности.
Хрусталева уже ушла домой. Я собирался было проводить Маринку и договориться о том, где и когда мы начнем занятия, но ее и след уже простыл. Видно, Лида все же заметила мою плохо скрытую досаду и сказала:
—Извините, что задержала вас. Догоняйте Хрусталеву. Она, наверное, ждет вас где-нибудь у выхода.
Я было поверил этому наивному с моей стороны предположению, наивному потому, что у Маринки, как я уже успел заметить, гордости было хоть отбавляй. У выхода школы Хрусталевой не оказалось. Все правильно. Так оно и должно быть. Ну нет, так нет. Лично мне все это безразлично. И если я сейчас зайду к ней домой, то лишь с единственной целью — согласовать дни и часы занятий по радиоделу.
Во дворе Хрусталевых меня встретила Анна Алексеевна.
—А, матрос? Заходи— гостем будешь.
—Я только на минуточку, поговорить с Маринкой по общественным делам.
—Она еще не пришла, хотя по времени уже должна быть дома. Подожди, если хочешь. А вот и она. Мы ее ждем со стороны улицы, а она из виноградника пожаловала. Уж не задержали ли тебя снова на горе?
—Нет. Заходила к Пуркаевым.
Анна Алексеевна сослалась на занятость делами и ушла в дом. Странное чувство овладело мною. Как будто я в чем-то провинился перед этой девушкой. И, удивительное дело, она, казалось, понимала мое состояние и терпеливо ждала, с чего я начну.
—Я рассчитывал, что после собрания мы пойдем домой вместе и по дороге договоримся о занятиях.
—И кто же расстроил ваши планы?
—Да Лида задержала.
Маринка промолчала. Я не люблю молчаливых реакций. Не люблю прежде всего за их неопределенность. Молчание может означать все что угодно: готовность выслушать твои доводы, согласие с ними, сомнение к правильности твоих суждений. Чаще же молчанием выражают осуждение. Как тут разобраться в этой смеси значений? На что можно опереться в состоянии невесомости? Ты хочешь привести аргументы и не можешь, так как не знаешь, что нужно аргументировать. Все это очень похоже на игру, в которой один партнер, с повязкой на глазах, должен поймать другого— с колокольчиком в руках. Ты идешь на звон колокольчика, но партнер оказывается в стороне, а иногда и сзади, с вытянутой вперед рукой. И если бы в молчании было только осуждение, а то в нем часто выражается еще и превосходство над тобой.
