Жозеф Рони-старший - Сокровища снегов
Хотя было не особенно холодно, дорога была вовсе не легкой. В течение десяти дней дважды поднимался буран. Мы все закутались в шкуры и поэтому не мерзли. Мамонт показывал себя с наилучшей стороны: он вез нас лучше любой собачьей упряжки, придерживался одного и того же аллюра.
Несколько раз я встречал те самые отметки, которые сделал два года назад. Это наполняло меня уверенностью, что мы движемся в верном направлении. Теперь я начал узнавать даже некоторые пейзажи. Через восемь дней пути мы будем на территории кочевых племен эскимосов. С ними я немного знаком. Хотя, конечно, нельзя быть уверенным, что нам повезет набрести на одно из их кочевий.
На двенадцатый день нашего путешествия неожиданно умерла старуха. Все предыдущие дни она постоянно кашляла, неподвижно лежала, и я никак не мог ей помочь. Ее тело осталось зарытым в снегу. Мои спутники никак не проявили своих чувств, оставшись такими же молчаливыми, как и всегда.
Еще два дня спустя мы лишились Ванаванума. Тело старика сотрясал сильнейший озноб, он весь горел, бредил, а затем умер, так и не придя в сознание.
Вокруг стало теплее, но наши силы были уже на исходе. Предельно утомленным выглядел даже мамонт. Женщины не прерывали угрюмого молчания. Один только Авах сохранял бодрость и все время повторял, что жаждет достичь земли предков, где те жили и охотились.
Но прошло еще три поистине ужасных дня, прежде чем мы смогли выбраться из арктической пустыни. Мы начали замечать вокруг даже чахлую северную растительность. Но тут заболела Намха, наш мамонт бежал все медленней и медленней. Прекрасное умное животное понимало, что спасение находится на юге и стремилось туда изо всех сил.
Он мчал нас туда, отчаянно борясь за жизнь. Затем утром девятнадцатого мая он с жалобным похожим на стон воплем повернул ко мне свою громадную голову и, бросив последний страдающий взгляд, замертво свалился.
Выскочив из саней, мы все подбежали к нему. Дважды вздохнув, наш мамонт замер в полной неподвижности. Мы все молчали, сраженные этой ужасной потерей.
— Теперь дети Мамонта погибнут, — тихо произнес Авах.
— Там, куда мы идем, есть и другие мамонты, — поспешил возразить я.
С моей стороны это не было полной неправдой. В конце концов слонов можно считать уцелевшими потомками мамонтов. Кто знает, может быть, узнав, что их мамонт был последним, они бы предпочли остаться здесь возле его мертвого тела.
Дальнейший путь мы преодолели пешком, проделав за два дня около пятнадцати километров. Мы волокли с собой груз и помогали идти больной Намхе.
И вот наконец впереди мы заметили чумы кочевья эскимосов. Это было спасение.
Какое-то время мы провели в гостях у этого дружественного племени. Потом сюда забрела американская экспедиция, с которой мы и отправились дальше.
Эпилог— Собственно говоря, это конец моих приключений, — завершил свой рассказ Алглав. — Мы приехали в Америку, вслед за этим в Европу. За алмазы из пещеры мне удалось выручить шесть миллионов франков. На эти деньги я купил здесь, в Северной Африке, большое поместье, где для многих есть возможность жить рыбной ловлей и охотой. Авах обустроил себе жилище в пещере, остальные же предпочитают жить в доме. Все мы по-прежнему очень дружны.
В этот момент к нам в комнату вошла молодая женщина с поистине царственной осанкой и громадными сияющими глазами.
— Познакомьтесь, это Туанхо, — представил ее Алглав.
Произнеся несколько слов на непонятном языке, она удалилась так же неспешно и величественно, как и вошла.
— А вон там и Авах! — продолжил хозяин.
Выглянув в окно, я заметил высокого стройного мужчину с грациозной походкой прирожденного охотника. За ним не отставая шел слон.
— Верно, мне пришлось приобрести слона, чтобы утешить своего первобытного родственника, — с улыбкой произнес Алглав, глядя на него. — Все получилось как я и обещал: потомок мамонта проводит время с потомками его детей. Впрочем, Авах пребывает в святой уверенности, что это и есть мамонт; он очень любит слона и поклоняется ему так, как тому последнему мамонту в далеких краях. А сейчас я хочу представить вам наше маленькое чудо.
На зов хозяина в комнату вошел мальчик лет двенадцати.
— Это Раухам, старший сын Аваха, — произнес Алглав, гладя улыбающегося мальчика по пышным черным волосам. — Он настоящий художник. Его отец совсем неплохо вырезал изображения животных на стенах пещеры, но сын гораздо талантливее. Я прилагаю все силы, чтобы помочь ему развить этот дар. Глядя на его произведения, сразу поймешь, что доисторические люди понимали в искусстве не меньше, чем древние греки. Просто у них не было возможности проявить свои способности. Сейчас вы все сами увидите.
В просторной мастерской, куда провел меня любезный хозяин, стояли великолепные скульптуры, изображающие разнообразных животных. Олени, шакалы, гиены, бизоны, собаки и пантеры были полны жизни и движения.
Я разглядывал их в полном восторге и с каждым мгновением мне все больше казалось, что все это я где-то уже видел. И наконец я вспомнил, где. Это была весенняя выставка в Париже; великие скульпторы с восторгом смотрели на серию работ молодого неизвестного мастера.
— Он станет поистине великим мастером! — повторял Роден.
Да, это были те же самые собаки, шакалы и пантеры. Каждая из фигур носила скромную и загадочную подпись на постаменте. Это было очень короткое имя: Рам.
