Михаил Заплатин - В чертогах Подкаменной Тунгуски
Упираясь в горы, Кимчу образовала большое круглое озеро. Название ему дает маленький ручей Чеко, впадающий в Кимчу двумя километрами выше озера. Берега ручья утопают в живописных березовых рощах.
Здесь мы встретились с группой, обследовавшей северо-восток Великой Котловины. Эвенки быстро соорудили чум. Мы поставили три палатки.
Когда устройство лагеря было закончено, Андрей Дженкоуль спросил меня:
— Хочешь увидеть диких лебедей? Бери свое «ружье», пойдем!
Я взял кинокамеру, и Андрей повел меня по берегу реки. Вскоре сквозь береговой березняк заблестела водная гладь тихого таежного озера. Под моими ногами хрустнул сучок.
Андрей приложил руку к губам:
— Тише, сон алан!
Мы пригнулись и, скрываясь в зелени кустов, стали продвигаться к воде.
— Смотри! — эвенк показал рукой на озеро.
Я выглянул из-за дерева. Два лебедя тихо плавали у противоположного берега. Я навел киноаппарат на птиц и заснял их. Теперь мы уже не соблюдали осторожности и вышли из укрытия. Лебеди насторожились. Через телеобъектив было видно, как птицы следили за нами.
По словам Андрея, на Чеко издавна гнездятся дикие лебеди, и всегда только одной парой. Они будто бы не переносят соседства своих сородичей и выбирают для гнездования самые глухие таежные озера, придерживаясь одного и того же лесного водоема.
Янковский подтвердил, что дикие лебеди гнездятся только по одной паре. Он вспомнил 1930 год. Тогда на Чеко тоже жила пара птиц, которую он сумел так приручить, что они при его появлении не улетали с озера.
На другой день Флоренский, Вронский и я вместе с Андреем Дженкоулем отправились в поход от озера Чеко вниз по Кимчу. Нужно было выяснить, есть ли вывал леса вдоль реки. Мы шли через чахлую тайгу. Крутые холмы, покрытые лиственничным лесом, обступали Кимчу со всех сторон. Места глухие — здесь приволье таежному зверю. На влажном мху видны медвежьи следы.
Всю дорогу наши исследователи тщетно выискивали остатки метеоритной катастрофы. Но странное дело: оказалось, что район озера Чеко не задет влиянием взрывной волны и здесь почти нет поваленных деревьев.
Больше всего поваленного леса было на юго-востоке от центра вывала, а меньше всего на севере, где расположены река Кимчу и озеро Чеко.
В одной из прибрежных лиственничных рощ на нашем пути на земле валялся череп лося с массивными рогами.
Это был, вероятно, крупный бык. Вронский потрогал череп ногой, потом взял за рога и повесил на дерево.
— Бедный сохатый...
— Это работа волков. Зимой они много лосей губят, — сказал Андрей.
Продвигаясь вниз по Кимчу, мы подошли к месту, где реку сжимают крутые лесистые увалы. Здесь начинаются пороги, и тихая болотистая Кимчу превращается в бурную горную речку. Среди тайги разносился равномерный шум бегущей по камням воды.
На левом берегу перед порогом раскинулись луговые поляны, заросшие высокой травой. Сколько здесь зеленого, сочного корма! В некоторых местах трава была примята, словно в ней валялись кони.
— Это лежанки сохатых, — сказал Андрей.
Мы остановились, с интересом рассматривая места отдыха лосей. Почуяв приближение людей, они ушли перед самым нашим приходом — отдельные прижатые травинки еще медленно выпрямлялись. Мы потревожили мирный отдых животных на роскошных лугах в таежной глуши, куда редко заглядывают даже охотники.
Для пополнения продовольственных запасов экспедиция имела лицензию на отстрел одного лося. Поэтому все участники предвкушали встречу с лесным великаном.
Пока мы рассматривали свежие лежанки лосей, Андрей достал леску с блесной, подошел к берегу и по-эвенкийски, без удилища, стал рыбачить.
После первой же закидки он крикнул:
— Есть! Таймень, наверно!
Андрей быстро вытащил крупную извивающуюся рыбину на берег. Это была большая щука. Флоренский, Вронский и я приготовили спиннинги. Мы все устроились вокруг одной ямы под перекатом. Яма была небольшая, но глубокая.
Это была удивительная рыбалка. Никогда еще я не видел, чтобы рыбаки громко хохотали при ловле. При каждом забросе блесны на крючке билась солидная щука.
За десять минут мы добыли в яме двадцать четыре рыбины весом по пять-шесть килограммов каждая.
Внезапно рыба перестала брать блесну. Все пришли к заключению, что в яме ее больше нет — выловили всю. Мы уселись на берегу передохнуть и покурить. Было удивительно, что так много щук скопилось в одном месте под порогом. Борис Иванович Вронский, ощупывая мясистые туловища речных хищниц, говорил:
— Попробуй, расскажи кому-нибудь из московских рыболовов про такую рыбалку — не поверят!
— Да, это будет похоже на анекдот, — согласился Кирилл Павлович.
Удивлялся и таежный житель Андрей Дженкоуль:
— Много иной раз рыбы в тайге, но такое бывает редко.
Общий вес щук составлял, по-видимому, килограммов сто двадцать. Мы не могли унести на себе такую тяжесть и оставили рыбу в тайге, зарыв ее под мох у холодного ручья: под толстым слоем мха была вечная мерзлота. Договорились с Андреем, что завтра он приедет на трех оленях и заберет щук. Наша экспедиция будет надолго обеспечена рыбой.
После рыбалки мы перешли вброд по перекату через Кимчу на высокий правый берег. Исследователи хотели и здесь поискать остатки вывала леса. Путь был трудный. Небольшие сопки чередовались с болотистыми впадинами. Ноги почти до колен утопали в жидкой грязи и глубоком мху. Таежная глухомань удивляла своей безмолвностью, как будто все живое в ней замерло. Ружья на наших плечах висели бесполезным грузом.
— Почему нет дичи? — спросил я Андрея.
— Какая сейчас птица, сон алан! Глухарь линяет, копалухи и рябчики с цыплятами притаились, — ответил он.
В Сибири, на Урале да и в других районах копалухой называют глухарку, от слов копать, копаться. Глухари в поисках мелких галечек для перетирания пищи часто копаются в земле, как курицы, или просто пурхаются в земляной пыли, чтобы избавиться от насекомых, заводящихся иногда в перьях. Такие места называют пурховищами. В тайге их можно встретить часто.
— Жаль, поохотиться нельзя, — сказал я.
— Подожди осени. Сейчас только рыбу можно добывать.
Было начало июля. Пернатые выводили потомство, ягоды в тайге еще не поспели. В эту пору в тайге голодно, и рыба является основной пищей экспедиционного работника и таежника.
Я часто вспоминаю записки одного из молодых участников самодеятельной метеоритной экспедиции 1960 года, очевидно впервые попавшего в настоящую сибирскую тайгу.
По тайге идешь, как по зоопарку, писал он. Можно подойти к сидящему на дереве глухарю, сесть на пенек и выкурить цигарку. Глухарь будет сидеть. Потом не спеша приложишь ружье к плечу и выстрелишь.
