Федор Соймонов - Описание Каспийского моря...
Между тѣмъ жители земли Салліана, примѣтивъ издали Россійскія суда, желали знать, съ какимъ намѣреніемъ они туда пріѣхали. Мореплаватели наши сего не чаяли. Офицеры вышли въ малолюдствѣ на берегъ, чтобъ посмотрѣть чинимыя при пещаномъ заплескѣ отъ устья рѣки Кура къ сѣверу рыбьей ловли. При нихъ никакого не было оружія, кромѣ нѣкоторыхъ охотничьихъ фузей для стрѣлянія птицъ. Ибо всякъ думалъ, что нискія мокрыя мѣста защищаютъ ихъ отъ всякаго нападенія. Но едва токмо начали ловить рыбу, то до 300 человѣкъ конныхъ, съ огненнымъ ружьемъ, и копьями вооруженныхъ, изъ за камышей появилось, которые ѣхали на рыболовное мѣсто. Страхъ то причинилъ, что Офицеры почли ихъ за великое войско. Они видѣли опасность свою, но пособить себѣ не знали, потому что и гребцы были у невода; чего ради ничего бы не помогло, естьлибъ они хотѣли бѣжать на шлюпки, и такъ они не показавъ никакого знаку робости, гдѣ были, тутъ и стояли. И сіе служило имъ въ пользу; ибо Салліанцы пришедъ отъ того въ размышленіе, за 100 саженъ отъ нихъ остановились; можетъ быть они думали, что такая бодрость происходитъ отъ надежды на другую, хотя невидимую, большую силу. Наконецъ двое начальниковъ и 20 или 30 человѣкъ рядовыхъ отважились ближе подъѣхать, кои поздравя спросили, что за люди мореплаватели? и куда ѣдутъ? На сіе отвѣтствовано чрезъ толмача краткими словами; а когда они больше любопытствовать начали, и между тѣмъ ихъ безпрестанно больше народу подъѣхало, то Карлъ фонъ Верденъ велѣлъ имъ сказать: "Что онъ такой же или больше ихъ Офицеръ и командиръ предъ ними стоитъ, а они сидятъ на лошадяхъ, для того съ ними и говорить больше не хочетъ". Сказавъ сіе пошелъ онъ съ прочими Офицерами къ шлюпкамъ, на кои между тѣмъ и гребцы убрались; а Салліанцы остались на своихъ мѣстахъ. Такимъ образомъ мореплаватели наши избавились опасности, которая. какъ они послѣ слышали, была немалая, потому что оной Салліанской народъ во время общаго мятежа также отложился отъ Персидскаго правленія. По отъѣздѣ Россіянъ думали они показать свою храбрость и искусство, скаканіемъ на лошадяхъ по пещаному берегу, и метаніемъ копей. Напротивъ того съ судовъ давали имъ страхъ Россійской силы, нѣсколькими выстрѣлами изъ пушекъ, но безъ ядеръ.
Слѣдующаго дня всѣ три шнавы въ возвратной путь вступили, и 7 Сентября прибыли къ устью рѣки Волги, а 12 въ Астрахань.
До зимы оставалось еще времени, которое лучше употребить не могли, какъ чтобъ осмотрѣть и описать разныя устья рѣки Волги, и оныя положить на ту карту, которая сочинялась о учиненномъ кораблеплаваніи. На такой конецъ Капитанъ Лейтенантъ фонъ Верденъ и Лейтенантъ Соймоновъ сѣли въ осмнадцативельныя шлюпки; и какъ они сперьва пріѣхали къ знатнѣйшему и большому Ярконскому устью, то потомъ осматривали и всѣ прочія устья, и ѣхали по западному берегу до угла двенатцати Колковъ, гдѣ лежитъ островъ сего же имени. Они хотѣли возвратиться въ Астрахань, но возставшей сѣверной вѣтръ имъ въ пути возпрепятствовалъ.
Между разными устьями Волги ростетъ на нискихъ мѣстахъ много камышу, въ которомъ звѣриные промышленники бьютъ кабановъ, а на берегу ставятъ капканы для воковъ и лисицъ. Сіи люди называются тамъ Камышчиками, или и Гулебщиками. Они живутъ въ камышахъ зиму и лѣто, и во весь годъ не приходятъ въ городъ. Такихъ наши Офицеры нашли камышниковъ, кои имъ указали мѣсто, гдѣ стоять между камышами, на малыхъ по ихъ нарѣчію сухихъ Грипахъ. Простоя тамъ нѣсколько дней, увидѣли они, что вода вся сбѣжала отъ сильнаго Сѣвернаго вѣтра въ море, и что ихъ шлюпки, ходящіе на четырехъ футахъ, стали на суши. Также и на морскомъ берегу, сколь далеко видѣть могли, все было сухо. Тогда руками брали множество сазановъ въ ямахъ, въ коихъ вода осталась; а какъ Сѣверной вѣтръ утихъ, то вода изъ моря по прежнему прибыла, и они продолжая путь свой благополучно возвратились въ Астрахань.
Какъ скоро они журналъ мореплаванія своего переписали, и по оному сочинили карту, то господинъ Соймоновъ поѣхалъ въ Санктпетербургъ, для поднесенія оныхъ Государю, что учинилось Ноября 30 дня. Чрезъ нѣсколько недѣль отправленъ онъ назадъ въ Астрахань съ такимъ повелѣніемъ, чтобъ слѣдующаго лѣта продолжить описаніе Каспійскаго моря до Астрахани.
Сія вторая поѣздка отправлялась лѣтомъ 1720 года онымижъ персонами и на тѣхже трехъ шнавахъ. Отшедши отъ Астрахани въ концѣ Маія мѣсяца, поѣхали они прямо къ устью рѣки Кура. Но Куръ кромѣ извѣстнаго по прежней ѣздѣ устья, имѣетъ еще четыре другіе рукава, устьями своими въ море впадающіе, изъ коихъ два текутъ паральлельно съ перьвымъ рукавомъ, и впадаютъ къ востоку; а другіе два отдѣлившись отъ прочихъ текутъ къ югу; и понеже берегъ имѣетъ тамъ положеніе отъ востока къ западу, то устья оныхъ двухъ рукавовъ находятся по сему берега и положенію, и не столъ къ открытому морю, какъ въ заливѣ. Изо всѣхъ послѣдней, или изъ южныхъ западной, есть самой большой рукавъ. Нѣсколько въ сторонѣ лежащій и по имени рѣки названной Куръ островъ, лежитъ подъ 39°3′ высоты полюса.
Находившись въ заливѣ рѣки Кура, обрѣли они и островъ Кизилъ-Агачь въ маломъ разстояніи отъ берега, и позади онаго простирающейся отъ сѣвера къ югу перешѣекъ, за коимъ есть другой заливъ Кизилъ Агацкимъ называемой. Не много подалѣе впадаютъ три рѣки въ море, Дошитъ, Ленкара и Астара. При устьѣ Астары рѣки, которое на картѣ означено подъ 38°30′ высоты полюса, вышли они на берегъ; и тогда примѣтилъ ихъ тамошней Бегъ, или начальникъ, которой поздравя ихъ по дружески, просилъ къ себѣ въ гости. Карлъ фонъ Верденъ, Князь Урусовъ и Соймоновъ пошли къ нему съ тремя гардемаринами.
Бегъ ввелъ ихъ въ стоящей на берегу шелашъ, здѣланной на четырехъ столбахъ и камышемъ покрытой. Какъ Офицеры съ нимъ сѣли, то онъ спросилъ: Кто таковы прочіе трое? указывая на гардемариновъ. И какъ ему сказали, что то молодые дворяне мореплаванію учащіеся, то просилъ онъ, чтобъ и они сѣли. Онъ подчивалъ нашихъ принесенными при нихъ изъ его деревни Персидскимъ кушаніемъ и напитками. А напитокъ состоялъ изъ густо-свареннаго винограднаго соку, которой по ихъ Душапъ называется. Сей сокъ такъ густъ, какъ жидкой медъ. Когда пить его хотятъ, то мѣшаютъ съ водою. Притомъ играли его музыканты, и знатнѣйшей изъ нихъ билъ въ бубенъ, на коемъ желѣзные кольцы навѣшены, и пѣлъ пѣсню, о которой Бегъ сказывалъ, что оная здѣлана въ похвалу славнаго ихъ Персидскаго Шаха Науширвана, котораго память для его правосудія они паче прочихъ почитаютъ. "Такой же похвалы, продолжалъ онъ, достоинъ и вашъ Императоръ, о чемъ я больше вѣдомъ, нежели прочіе мои земляки, потому что я былъ въ Алеппѣ и Смирнѣ, и о великихъ дѣлахъ его много слышалъ". Потомъ спрашивалъ онъ о причинъ ихъ ѣзды; на что ему отвѣтствовали, что то дѣлается для одного того, чтобъ Россійскіе торговые суда могли ходить безъ опасенія. Хотя онъ сіе и хвалилъ словами: однако въ самомъ дѣлѣ видно было, что онъ инаго мнѣнія былъ, нежели чтобъ то для однихъ торговыхъ судовъ здѣлалось. "Всякое сѣмя", сказалъ онъ "во свое время плодъ свой приноситъ". На что какъ спрашивали изъясненія, то онъ токмо усмѣхнулся, и склонилъ рѣчь на другую матерію. На обнадеживанія въ разсужденіи торговъ отвѣтствовалъ онъ такимъ образомъ: "что ему весьма пріятно будетъ видѣть ихъ яко знакомыхъ пріятелей пришедшихъ въ нему съ товарами". Больше ничего не могли изъ него вывѣдать. Офцеры благодарили его за пріятельское угощеніе, и простясь съ нимъ просили его къ себѣ на суда. Но онъ тѣмъ отговаривался, что будучи на водѣ всегда ему голова болитъ. При отъѣздѣ отъ сего мѣста поздравили они учтиваго своего хозяина семью пушечными выстрѣлами.
