Бенгт Даниельссон - Позабытые острова
Утром испанцы осторожно подошли ближе к высокому скалистому острову. Множество лодок устремилось им навстречу из залива. В каждой было по двое островитян, еще несколько человек плыли рядом. Одного взгляда на светлокожих атлетов с европейскими чертами было достаточно, чтобы попять — это не Соломоновы острова, а иной, неизвестный ранее архипелаг. Может быть, здесь есть золото и другие сокровища? Тогда но надо плыть дальше!
Матросы и солдаты жестами пригласили индейцев (так испанцы упорно называли всех островитян Тихого океана) подняться на борт. Несколько человек решились, получили какие-то подарки, с любопытством огляделись и явно сочли увиденное потешным, так как разразились хохотом. Потом запели и пустились в пляс. Тогда поднялись и остальные.
Менданье не терпелось поскорее войти в гавань. Островитяне успели ему надоесть, и он велел им убираться. Но то ли они не могли поверить, что наскучили ему так скоро, то ли плохо понимали испанский язык — во всяком случае, «индейцы» не подчинились. Такого безобразия Менданья не мог стерпеть и приказал выстрелить из пушки. Гром выстрела напугал островитян, они попрыгали в море. А чтобы урок цивилизованного поведения лучше запечатлелся в их памяти, Менданья приказал мушкетерам проводить гостей огнем. Но порох отсырел, и, ко всеобщему неудовольствию, было убито всего шесть человек.
Итак, островитяне Менданье не понравились. А тут еще не удалось найти защищенной гавани. И корабли пошли на север, где были замечены другие острова. (Первый остров нарекли «Магдалиной», так как его открыли 22 июля[14]; он по сей день известен под своим полинезийским названием — Фату-Хива.)
Менданья проследовал мимо двух скалистых островов, которые окрестил Сан-Педро (Мохотани) и Доминика (Хива-Оа). Здесь тоже не было подходящей гавани. Четвертый остров открыли 24 июля и назвали Санта-Кристина; это и был Тахуата, знакомство с которым произвело на нас столь удручающее впечатление. На Тахуате Менданью встретили так же радушно, как на Фату-Хиве, но солдаты, «чтобы обезопасить себя» (как сообщает летописец), прямо начали с того, что убили семь человек из встречавших. Островитяне, конечно, поняли, что это была лишь мера предосторожности, чужестранцы им ничего дурного не желали. И когда испанцы на следующее утро сошли на берег, все жители долины собрались встретить их и даже принесли свежие фрукты. Так как руки матросов и солдат оказались заняты приношениями, офицер велел островитянам наполнить водой бочки, которые доставили на шлюпках.
Полинезийцы принялись маленькими кокосовыми мисочками черпать воду из ручья и носить в бочки, но у испанцев были какие-то странные, новомодные понятия о цене времени, они приказали катить бочки к источнику. Не оценив всей мудрости этого предложения, островитяне в ответ только улыбались. Солдаты но замедлили залпом мушкетов наказать их за наглость. Увы, после этого испанцам пришлось самим набирать воду.
На следующий день Менданья решил, что безопасность обеспечена, можно и самому сойти на берег. Местные жители как ни в чем не бывало встретили его дарами. Ясно: урок пошел на пользу. И целая процессия, возглавляемая Менданьей, — офицеры, священники, матросы, солдаты, поселенцы, женщины, дети — прошествовала за большим деревянным крестом на главную «площадь» деревни. Здесь они возблагодарили господа, охранившего их своею десницей. После богослужения крест водрузили на холме, и Менданья объявил архипелаг владением его католического величества Филиппа Второго. Чтобы местные жители прониклись сознанием того, какое счастье их ожидает, Менданья вручил нож и кусок материи островитянину, которого принял за вождя.
Одновременно продолжалось пополнение запасов воды, по, хотя испанцы еще раз доказали свою щедрость, даровав жителям деревни ножницы, работа шла туго. Матросам надоело одним возиться с бочками, они попросили солдат помочь; те ответили, что их дело не работать, а стрелять. И в подтверждение своих слов снова открыли огонь по островитянам. Когда стрельба кончилась, долина совершенно опустела, если не считать семидесяти мужчин, женщин и детей, которые остались лежать на земле — убитые или умирающие.
Впрочем, в конце концов уцелевшие полинезийцы вернулись в долину из своих укрытий в горах. Матросы и солдаты изменили свое обращение с ними. Во всяком случае, с женщинами. Последние ходили полуобнаженные и, по словам летописца, отличались «красивыми руками и ногами, чудными глазами, приятными лицами и тонкой талией; многие из них превосходили даже славящихся своей красотой женщин Лимы». Разумеется, этого оказалось более чем достаточно, чтобы несчастные, истосковавшиеся по дому матросы и солдаты стали добиваться расположения местных жительниц. Их ухаживания были приняты благосклонно: сила и красота друг друга стоят.
Конечно, любовная идиллия порой нарушалась мелкими недоразумениями, но в общем испанцы без затруднений удовлетворяли свои потребности в воде, фруктах и женщинах. Отсутствие серьезных столкновений объяснялось прежде всего тем, что полинезийцы не сопротивлялись, а покорно улепетывали в леса, как только солдаты затевали стрельбу. Почему они вообще в такой обстановке пускали в ход мушкеты? Это видно из рассказа участнике экспедиции о том, как солдат застрелил островитянина который пытался вместе со своим ребенком спастись вплавь. Солдат заявил в свое оправдание, что «дьявол все равно заберет тех, кому это предопределено». Автору этого рассказа кровопролитие, видно, надоело, он считал, что достаточно было выстрелом в воздух напугать полинезийца. Однако солдат тотчас возразил, что не мог «действовать иначе, чтобы не утратить славы хорошего, меткого стрелка». Преступлением это не считалось, законы христианской морали не распространялись на язычников.
Видимо, здесь-то и кроется главная причина бессмысленного избиения…
Не найдя ни драгоценных камней, ни золота, ни других сокровищ, Менданья уже через десять дней отправился дальше на запад, рассчитывая там с большим успехом осуществить свои колонизаторские вожделения. А в Ваитаху — он перекрестил долину, назвав ее Валье де Мадре де Диос (долина Божьей Матери) — испанцы на память о своем визите оставили сифилис и двести убитых…
В честь тогдашнего вице-короля Перу архипелаг назвали Лас Ислас Маркесас де Дон Гарсиа Хуртадо де Мендоса де Каньете. Не удивительно, что последующие мореплаватели и географы сократили столь длинное название и архипелаг стал именоваться просто Маркизским.
Летописец, повествующий об экспедиции Менданьи, не сообщает сведений о культуре и быте островитян. Он не знал языка, слишком мало времени провел на островах и вообще был нелюбопытен. Мы вынуждены обращаться к другим, более поздним источникам, чтобы представить себе, как складывалась до появления европейцев жизнь обитателей этих уединенных островов посреди величайшего на земле океана.
