Элоиза Джеймс - Парижский флёр
Все здания по обе стороны улицы Консерватории построены из кремового мрамора или песчаника. Когда я сегодня вышла из дома, небо было бледным и грозным – вот-вот пойдет дождь. Наверно, с высоты церкви или консерватории кажется, что мрамор слился с воздухом и они танцуют щека к щеке.
* * *Я только что послала Анну в школу с запиской, испещренной помарками и орфографическими ошибками и политой кровавым потом и слезами. В записке она просит прощения у своей учительницы, что «немножко» сжульничала на экзамене. Анна бурно протестовала, заверяя меня, что ее учительницу это не волнует и что это все равно, что писать письмо Санта-Клаусу, извиняясь за то, что сжег его бороду. От меня ускользнула логика сравнения с сожженной бородой, так что я только твердила: «Твоя учительница должна подписать это письмо, Анна».
* * *Вчера вечером мы пошли в бистро, где неприветливый официант принес нам тепловатого ската с каперсами. В меню был раздел старинных блюд, и я выбрала уникальную закуску: говяжье рыло. Это были маленькие узкие кусочки, смешанные с винегретом. Вкус? Колбасного фарша! Я знаю, что это такое, потому что мой отец был на Второй мировой войне и порой, в приступе ностальгии, покупал эти консервы. А теперь мне также известно, из чего делался этот колбасный фарш.
* * *Побродив по огромной ярмарке старинных вещей, мы зашли в крошечное кафе, окна которого выходят на сады возле Бастилии. Там мы пили chocolat à l’ancienne – горячий шоколад, приготовленный по старинному рецепту, со взбитыми сливками, увенчанными пьяной вишней. Еще я ощутила вкус миндаля. Это было божественно. Пока мы сидели, смакуя шоколад, наступил l’heure bleue[40] – время между днем и вечером, когда небо становится цвета барвинка.
* * *Две вещи на ярмарке антиквариата лишили меня сна в прошлую ночь, и мне пришлось несколько раз себе напомнить, что не в вещах счастье. Первая – совершенно невероятный канделябр из венецианского стекла, украшенный гирляндами из крошечных стеклянных фруктов и цветов. Вероятно, он был сделан в 50-е годы и отнял у какого-то безумного стеклодува два года жизни. Вторая – зеркало 1850-х годов, также из Италии. Оно было в раме из черного ореха, с инкрустациями в виде замысловатых завитушек, и на зеркале были вытравлены веселые пьяненькие купидоны.
* * *Французы медленно ходят. Они легкой походкой идут по улице, встречают друзей и две минуты целуются, затем врастают в землю и начинают болтать, словно это главное событие дня. Мы с мужем ходим, как жители Нью-Йорка: быстро, обходя препятствия, посматривая на витрины, заглядывая в магазины. Проведя в Париже несколько месяцев, я теперь думаю: куда это я так спешу, по какому срочному делу – ведь все эти французы никуда не торопятся.
* * *Мы перебрались из очаровательной, но многолюдной американской церкви Сен-Эжен-Сент-Сесиль, которая находится прямо на улице Консерватории. Оказывается, у них служат мессу не только на латыни, но и на французском (правда, я не понимаю оба языка, так что для меня особой разницы нет). У священника девять прислужников разного возраста. Здесь курят ладан и размахивают маленькими колокольчиками, словно это магическое средство, гарантированно усиливающее набожность.
* * *Вчера мы обнаружили, что наш любимый крытый рынок, не говоря уже о местных рыбной и мясной лавках, не работает по понедельникам. В результате у нас пустой холодильник. На ланч я подала кусок превосходного камамбера и отварную картошку, посыпанную крупной солью. На десерт были остатки абрикосового торта. Жизнь хороша.
* * *Флоран, собеседник Алессандро, собирается съездить в Италию, так что сегодня они упражняются в романтических фразах. По-итальянски вы говорите «Ti amo»[41] только возлюбленной. Всем другим – детям, родителям, друзьям – говорят: «Ti voglio bene», что означает примерно «Я желаю тебе добра». Как это романтично – оставить «Я тебя люблю» исключительно для сердечных дел!
* * *Когда на улице Консерватории идет дождь, вода попадает в подземные трубы, проложенные под тротуаром. Из отверстий стока начинают бить крошечные фонтанчики высотой в несколько дюймов.
* * *Вчера мы купили маленькие баночки с собачьим кормом для «нашего» бездомного, точнее, для его щенка, который очень быстро растет и, судя по неуклюжим лапам, станет крупной собакой. Анна отдала первую баночку по пути в школу. Щенок теперь нас знает и выпрыгивает из своей коробки с визгливым лаем, как только мы приближаемся. Он лизун и любит облизать все лицо (конечно, с Анной ему легче), но все равно очень милый.
* * *BHV – огромный парижский универмаг, на пяти этажах которого можно найти что угодно – от ламп до детского белья и розовых мутовок. Я только что провела там несколько часов, закончив отделом художественных материалов, где накупила красивой бумаги со всего мира: с узорами, вышитыми золотыми нитками; с бурными водоворотами и элегантными геральдическими лилиями; японскую шелковую бумагу. Я решила, что вместо того, чтобы посылать рождественскую открытку с детьми, улыбающимися по принуждению, в этом году мы сделаем свои собственные открытки.
* * *Анна пришла домой, ухмыляясь во весь рот, и рассказала мне, что Домитилле «не поздоровилось», когда та стояла у доски на уроке математики. Учитель не только кричал на нее, но и стучал кулаком по столу. Увы, мне никак не удается пробудить в этом ребенке сочувствие к ближнему. Я пять минут говорила ей о терпении, доброте и великодушии, после чего она засмеялась, как гиена, и убежала.
* * *Я уже побывала один раз в Париже, когда была на предпоследнем курсе. Тогда я работала моделью, а это значит, что я интуитивно отводила взгляд от всех кулинарных соблазнов – зато глотала слюнки перед витринами магазинов дамского белья, где были выставлены красивые бюстгальтеры и экстравагантные шелковые трусики. Теперь я проскакиваю мимо таких магазинов и надолго застреваю в кондитерских и любуюсь съедобными шахматами или моделью Хогвартса из темного шоколада. Как хорошо, что жизнь достаточно длинна, чтобы возникали самые разнообразные желания.
* * *Сегодня днем позвонили в дверь, и Алессандро заметил нашего местного аптекаря, стоявшего внизу, на улице. У Анны хроническое заболевание почек, и она должна четыре раза в день принимать лекарства. Меня сразу же охватила паника, не напутали ли чего-нибудь. Оказалось, что нет. Он весело поздоровался, а потом сказал, что в одном из ее рецептов произошло крошечное изменение, так что ему хотелось проверить, знаем ли мы об этом (мы знали). Он не поленился перейти через дорогу лишь для того, чтобы удостовериться.
* * *Алессандро считает, что недостаточно упражняется во французском, поскольку его партнер Флоран проводит почти все свое свободное время в Италии, ухаживая за несговорчивой официанткой. Поэтому сегодня Алессандро начинает встречаться еще с одной собеседницей по итало-французскому обмену – женщиной по имени Вивиана. Она профессор американской культуры, а это значит, что я буду для нее ходячей научной темой – тем более что она пишет статью о том, как американцы пользуются социальными сетями, например, Фейсбуком, а я провожу там чрезмерно много времени, обрабатывая свои зарисовки.
* * *Сегодня мы взяли напрокат лодку и поплыли по Сене. Мы видели плавучий дом с очаровательной верхней палубой, на которой были беседка, увитая виноградными лозами, и красивые растения в горшках. Роскошный маленький «Порш» темно-синего цвета был припаркован у причала.
* * *На ступенях у входа в банк в начале улицы Консерватории часто собирается стайка красивых молодых людей в бледно-розовых рубашках. Французские банковские служащие чудо как хороши. Но здание банка также заслуживает внимания. На камень нанесены извилистые узоры, вызывающие ассоциации с муравейником. Вблизи это не так хорошо смотрится, но на расстоянии рисунок придает камню туманную красоту, смягчающую его величие.
* * *Мой двоюродный дедушка Клод пишет, что в Париж приезжают два «класса» людей: те, для которых этот город – всего лишь сумма благ, и те, кто «постигает душу великого города». Для меня Париж – это буфет, набитый разнообразными земными удовольствиями (дамское белье, музеи, сыр) – то есть «сумма благ». Так что Клод отнес бы меня к первому «классу». Те, кто выше меня (включая самого Клода), открывают, что Париж «изысканно причудлив и наполнен солнечной голубизной». Честно говоря, то, что я пока что прочитала из этой книги, наводит меня на мысль, что это не Париж, а Клод был с голубизной – несмотря на исторический факт его женитьбы, записанный черным по белому.
* * *Мы попали в ту часть улицы Сен-Дени, которая является вотчиной немолодых работниц секса. Это проститутки в возрасте, но не сдавшиеся ему. Они экипированы соответствующим образом: высокие кожаные сапоги, бюстгальтеры без лямок. У этих женщин усталые глаза. Они стоят по обе стороны улицы, прислонившись к дверям, на положенном расстоянии друг от друга, и перебрасываются фразами в ожидании клиентов, которых не привлекает молодость.
