Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов
— Говорит начальник полярной станции “Земля Ветлугина” Алексей Ладыгин. Здравствуйте, товарищ Сабиров. Ваши друзья по двум арктическим походам приветствуют вас и от души поздравляют с новым назначением.
— Спасибо. Дорога знакомая. Не беспокойтесь, доведем караван. С вашей помощью идем в обход тяжелых льдов.
— Почему говорите: “доведем”?
— На борту — правительственная комиссия. В полном составе стоит со мной рядом у аппарата. Уступаю ей место.
Пауза.
— Здравствуйте, дорогие товарищи зимовщики! На проводе Малышев и Овчаренко. С гордостью следим за безукоризненной работой полярной станции. Ваши точные и своевременные ледовые прогнозы дают возможность намного сократить путь к Земле Ветлугина. На будущей неделе будем у вас!..
И в положенный срок четыре дымка показались над горизонтом.
Вскоре, лавируя между льдинами, к земле подошли три ледокольных парохода, ведомые “Пятилеткой”, и бросили якорь в бухте.
Мы встретили дорогих гостей.
— Хуторок у вас, хлопцы, ничего, подходящий, — говорил Овчаренко, с удовольствием осматриваясь по сторонам. — Мы так и называем в Океанске: Заполярный Хуторок…
— Чего лучше! — усмехнулся Степан Иванович. — Соседей нет, ссориться не с кем. А с медведями, говорят, уже поладили…
Овчаренко деловито постучал ногой по земле, будто пробуя ее прочность.
— Фундамент только, слышно, подгулял, оседает. Но это, хлопцы, ничего! Подправим фундамент, укрепим! Еще двести — триста лет простоит. Сколько надо советской власти, столько и простоит!..
Корабли доставили на Землю Ветлугина несколько новых разборных домов и различное оборудование. Прибыла и наша смена — новые зимовщики, а также бригада рабочих, которые должны были заняться укреплением архипелага.
Гости из Москвы начали прибывать на другой день самолетами.
Мы давали для самолетов радиопеленг.
Снова, как год назад, завертелась на столе перед Таратутой пластинка патефона и, срываясь с нее, понеслись в эфир звуки старой песни о мужественных моряках:
Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна…
Мы звали гостей этой песней!
На первом самолете прилетел Андрей.
— Ну, многая лета нашим островам! — сообщил он, торопливо обменявшись со мной рукопожатием. — Там, Лешка, такой проект отгрохали — и простой и экономичный! Снова опреснители в ход идут!
Из-за спины его, раскланиваясь и поправляя пенсне, выдвинулся улыбающийся Союшкин. За два арктических похода он научился широко улыбаться — это было одно из его достижений.
— Чудесный проект, Алексей Петрович! — подтвердил он. — Лизавета Гавриловна ознакомила меня только в общих чертах, но должен сказать, что я…
Я извинился перед ними, потому что Тынты делал мне знаки с наблюдательной вышки: приближался второй самолет. Я поспешил к аэродрому.
Один за другим выходили из самолета пассажиры, закутанные в меховые пальто, разминая затекшие от долгого сидения ноги, с удивлением и восхищением осматриваясь по сторонам.
Вдруг кто-то сказал из-под шарфов и капюшона знакомым звонким голосом:
— Так вот она какая, наша земля! А я думала, побольше… Но красивая! Мне нравится.
Передо мной стояла Лиза.
Она откинула капюшон и, улыбаясь, огляделась по сторонам.
— Рыжик, ты?.. — только и мог сказать я, тряся ее маленькую руку.
Лиза — хорошее имя, но почему-то выговорилось не Лиза, а Рыжик…
Она искоса посмотрела на меня, не отнимая руки:
— О, ты назвал меня Рыжик?.. Это во второй раз… Помнишь, когда это было первый раз?
— Помню, — сказал я: — Нескучный сад.
— Я рада, что помнишь…
Мгновенье мы стояли молча, потом она осторожно высвободила руку и спрятала ее под малицу.
— Знакомься, Леша! Это наши рыбинские инженеры-строители… А это, товарищи, Алексей Ладыгин, тот самый, о котором я говорила вам всю дорогу.
Вечером Лиза доложила проект укрепления архипелага.
Речь шла о том, чтобы “перекантовать” идею опреснителей, сыгравших такую большую роль в открытии Земли Ветлугина. Те же опреснители, пущенные в ход зимой, а не летом, должны были наморозить вокруг островов прочный ледяной барьер.
Дело в том, что морская вода замерзает не при 0, как пресная, а при минус 1,8 градуса. Стало быть, если в начале зимы опреснить близлежащие воды, лед подле островов станет образовываться раньше обычного и будет прочнее. Дополнительное опреснение требовалось проводить и весной, накануне таяния льдов, чтобы, по возможности, задержать, оттянуть его.
В этом была диалектика. То же явление как бы получало обратный знак — не плюс, а минус.
Мало того. Архипелаг, как известно, напоминал по своему строению губку. Это надо было использовать для его укрепления. С помощью взрывчатых веществ предполагалось разворотить зимой пошире расщелины, открыть настежь входы в ледяные гроты, чтобы дать доступ снегу и холодному воздуху. Архипелаг проморозить насквозь!
Это было второе, дополнительное мероприятие по укреплению важного аванпоста советской науки в Арктике.
Члены правительственной комиссии, инженеры, рабочие, научные сотрудники, расположившись на площадке перед домом (кают-компания не вместила всех), слушали Лизу с напряженным вниманием.
Я тоже делал заметки в блокноте, задавал вопросы — не все было ясно в проекте. Но что-то мешало мне слушать Лизу. Может быть, ветер, который ласково перебирал ее пушистые, пронизанные светом волосы? Может быть, взгляд, который она иногда останавливала на мне? Ореховые глаза ее были такими яркими, такими теплыми…
На аэродроме, два года назад, были совсем другими — грустными. Почему они были грустными?..
Спросить об этом?.. А что ж такого? Подойду и спрошу! Вот кончится совещание, улучу момент — и…
Но не так-то просто оказалось улучить момент. Постоянно толклись люди вокруг, отрывали то меня, то Лизу. Слишком тесно было в этот день на Земле Ветлугина. Разговор по “личному поводу”, приходилось, видно, отложить до Большой земли…
После совещания приезжие осматривали архипелаг.
Потом состоялся товарищеский ужин, на котором председательствовал Овчаренко.
Под конец ужина я незаметно ускользнул из-за стола, вышел из дому и сел на берегу. Через несколько минут угадал Андрея за спиной. Потом тихо подошла и села рядом с нами Лиза.
Мы молчали. Вдруг захотелось посидеть и помолчать. Нам было хорошо и помолчать друг с другом — столько обо всем переговорили до этого.
Солнце по-прежнему было высоко над горизонтом, но, взглянув на часы, я понял, что уже вечер.
