Генри Харт - Морской путь в Индию
Подлинные причины бездеятельности Гамы в 1502–1524 годах, вероятно, никогда не будут известны. В число причин, вполне возможно, входят недоразумения в отношениях с королем и огорчения Васко по поводу того, что он не получил Синиша. Здесь можно было бы указать также на его упрямый и несговорчивый характер, его горячность, раздражительность и алчность. Легко видеть, что он и король не могли питать особых симпатий друг к другу.
2
Мануэл, по-видимому, был таким человеком, которому истинная благодарность и уважение за оказанные ему услуги, были неизвестны.[395] В отношениях короля с Гамой, по всей вероятности, сыграли роль и другие черты характера Мануэла зависть очень посредственного человека, суетность, капризность и боязнь дать слишком много власти кому-либо из его сановников[396]. Он не был ни великим человеком, ни мудрым королем. У персов есть пословица: «унция удачи — все равно, что фунт таланта», а Мануэлу сопутствовала удача. Эта удача дала ему в веках имя Мануэле Счастливого. Время его жизни пришлось на самый великий, самый славный, самый цветущий период истории Португалии. Он не обладал какими-либо выдающимися качествами или хотя бы просто привлекательностью, но он был верен своей стране, и удача ему сопутствовала как во внутренних, так и во внешних делах. Открытие Индии было самым решающим событием в истории Португалии: оно определило направление и ход ее на столетие вперед. Мануэл видел свою страну в зените ее национального могущества, но, хотя он и не мог этого знать, семена ее упадка были посеяны и на родине и за границей еще при его жизни[397].
Дамиан ди Гоиш (1501–1574) в своей «Хронике дона Мануэле» дает следующее описание короля:
Он был высокого роста, скорее изящный, чем тучный, у него была круглая голова, которую он держал прямо, и каштановые волосы. Его лицо тоже было круглым. Его зеленоватые глаза имели приятное выражение, и вообще он казался красивым и оживленным. Его полные руки были так длинны, что пальцы доставали ниже колен. Его ноги, длинные и стройные, соответствовали пропорциям его тела… Его голос был ясен и богат интонациями.
Он обсуждал дела за обедом, и с ним всегда были ученые и иностранцы. Он был очень музыкален и собирал музыкантов со всей Европы. Это был первый европейский монарх, у которого имелись слоны, привезенные из Индии, а однажды он велел провести по городу [Лиссабону] носорога и пантеру, которых ему подарил король Ормуза [в Персии]. Он был целомудренен, чистоплотен и хорошо одевался — почти каждый день он надевал что-либо новое. Он раздавал так много одежды, что, когда он умирал, при дворе было мало людей, у которых не было бы чего-либо с его плеча. Он хорошо разбирался в делах и работал быстро. Он был умерен в еде и пил только воду. Он не любил оливкового масла и не ел пищи, изготовленной на нем. На пищу он обращал мало внимания. Это был хороший и строгий католик.
Такое описание, составленное придворным хронистом, не проливает света на характер человека. Гораздо красноречивее его действия и указы.
В конце 1521 года Португалию стала опустошать какая-то эпидемия. Она не пощадила и короля, который, по словам хрониста, «отдал душу богу на девятый день болезни, 13 декабря, в своем дворце в Лиссабоне». Его похоронили в монастыре иеронимитов в Белене. Наследником Мануэла являлся его старший сын, девятнадцати лет, он принял титул Жуана III. Совершенно не чувствуя, что его страна уже миновала зенит своей мощи и процветания, Жуан отпраздновал восшествие на престол пышно и радостно.
Он поехал на коронацию на красивой серой лошади. Одет был в длинную парчовую мантию с длинным шлейфом, обшитую куницами. Перед ним шел один из принцев королевской крови, несший в руках жезл маршала, а коня Жуана держал другой принц. Третий принц, он же кардинал, ждал его у церкви, а рядом с ним стояли герцог Браганский и герцог Коимбрский; с ним стояли также и графы… славный граф Видигейры дон Васко да Гама и другие.
Хронист Гарсиа ди Ризенди (1470–1536), живший в течение трех царствований, говоря о коронации Жуана, писал, что «он никогда не видел такой пышности» и что «король мира появился во всей своей мощи и совершенстве». Этот-то молодой король, Жуан III, и призвал снова Васко да Гаму на службу родине и послал его вице-королем в Индию.
В 1521 году, когда Жуан III вступил на престол, Лиссабон был, по всей вероятности, крупнейшим торговым городом Европы. Он разросся значительно шире тех пределов, которые ограничивали его при Жуане П. Якорные стоянки на Тежу были полны судами из Индии, Африки, средиземноморских портов и гаваней Северной Европы. На рынках города продавалось множество азиатских и африканских товаров, привезенных на португальских судах. Из Афганистана шел мускус, из Синда и Кашмира — тонкие шали и шарфы, из Гуджарата — лекарства, индиго, шелка, золото и драгоценные камни. Базары изобиловали перцем, имбирем и всякого рода пряностями. Лежали большие груды тика, привезенные из Дальних Индий (Farther Indies)[398]. Мужчины и женщины торговались, покупая миткаль, парчу и тонкий бенгальский муслин. Повсюду продавались драгоценные камни и ювелирные изделия. Из Каира и Багдада привозили тонкие ткани, из Персии — ковры, из Аравии — ладан и мирру. Седжуя (Sejuia) поставляла тонкие металлические изделия, Молуккские острова — гвоздику и мускатный орех, Тимор — сандаловое дерево, а далекий Китай — изделия из слоновой кости, шелка и ценимый знатоками фарфор. Из Африки везли рабов, марокканскую кожу, черное дерево и бивни слонов, а также слитки золота и золотой песок. Были тут и бразильские товары — сахар, китовый жир и плащи из перьев (feather mantles). Все это богатство беспрерывно лилось в Лиссабон, новый центр мировой торговли. По его улицам разъезжали вельможи и рыцари в седлах с короткими стременами и с уздечками, отделанными серебром и золотом. В монастыре в Белене стояла большая дароносица[399], сделанная из золота, впервые привезенного с Востока[400]. Казалось, что весь Лиссабон богат и счастлив, что его будущее превзойдет самые смелые мечты человека.
У этой радужной картины была обратная сторона, далеко не столь светлая, и в конце концов она затмила счастье Лиссабона и Португалии. В течение жизни одного поколения эта маленькая страна сначала воевала, потом открывала новые земли и в конце концов стала торговать. Сельское хозяйство постепенно было предано забвению, и его стали презирать. В стране прочно укоренилась святая инквизиция, евреи и мавры были изгнаны, рабы занимали место свободных тружеников. Португалия лишалась своих людей — их жадно и безвозвратно поглощали колонии, а заменить уехавших было некем. Один старый историк указывал, что в период 1497–1527 годов из Португалии в Индию уехало восемьдесят тысяч португальцев, по большей части мужчин, а другой констатировал, что только одна десятая часть из них вернулась на родину.
