Лоуренс Грин - Острова, не тронутые временем
Слава пророка побудила Ботино в 1784 году вернуться во Францию, где он намеревался получить должное вознаграждение за свои способности. Во время путешествия он повергал в изумление капитана, предсказывая появление встречных судов. Однажды этот человек-радар предупредил капитана, что до земли осталось не более тридцати лиг. «Капитан сказал, что этого не может быть, — писал Ботино. — Однако, внимательно просмотрев свой расчет курса корабля, вынужден был признать, что допустил ошибку, и тотчас изменил курс. Я определял землю трижды в течение пути, один раз на расстоянии ста пятидесяти лиг».
Ботино довольно холодно приняли в морском министерстве Парижа. На расстоянии многих тысяч лиг от Маврикия, где прославился Ботино, заслуги его быстро забыли. В поисках рекламы он обратился к газетам, но, несмотря на свидетельства, подписанные губернатором и его чиновниками, был просто высмеян.
Знаменитый революционер Жан-Поль Марат, заинтригованный особым даром Ботино, попытался организовать подлинную проверку искусства «наускопии», как его называл сам Ботино[180]. Ботино никогда не раскрывал деталей своего секрета, но он упомянул ряд принципов, которые Марат цитировал в своих письмах. «Судно, приближающееся к земле, производит определенное воздействие на атмосферу, в результате чего его приближение может быть определено опытным глазом, прежде чем оно достигнет пределов видимости, писал Марату Ботино. — Моим предсказаниям благоприятствовали ясное небо и чистая атмосфера, господствующие в некоторое время дня на Иль-де-Франс (прежнее название Маврикия). Я пробыл на острове всего шесть месяцев, когда наверняка убедился в своем открытии, и оставалось только набраться опыта, чтобы наускопия стала подлинной наукой».
Бедняга Ботино довольно точно предсказал и судьбу своей миссии в Париже. Он закончил призыв к правительству словами: «Если раздражение и разочарование станут причиной моей кончины, прежде чем я смогу объяснить свое открытие, то мир лишится на некоторое время познания искусства, которое сделало бы честь восемнадцатому веку».
Жаль, что Ботино отказался от десяти тысяч ливров и пенсии, предложенных ему губернатором. Это, возможно, помогло бы разрешить тайну, которая поражает каждого, кто просматривал страницы с записями, несомненно подтвердившими искусство Ботино. Я читал показания очевидца — де Суйлака, отрывок из которых привожу: «С тех пор как началась война, он нередко делал свои заявления, достаточно точные, чтобы произвести сенсацию на острове. Мы беседовали с ним относительно реальности его науки; отмести все это как шарлатанство было бы нечестно... Мы можем подтвердить, что М. Ботино почти всегда оказывался прав».
Таким образом, до сих пор неизвестен секрет искусства Ботино, хотя существует несколько теоретических объяснений на этот счет. Один исследователь полагал, что предсказания Ботино порождали возникающие в тропиках миражи. Другая версия основывается на телепатической связи между Ботино и соответствующими субъектами на приближающихся судах.
Я не склонен видеть объяснение в простых совпадениях. Их было слишком много — в течение длительного времени. Мне представляется, что Ботино был одарен тем даром прозрения, которым обладают бушмены и некоторые другие африканские народы. Он мог «читать» такие слабые сигналы, которые люди обычно не различают.
Было бы странно предположить, что дар Ботино был не известен ни до, ни после него. В конце концов существовали же люди, которые гадали по воде или обладали другими способностями, лежащими вне пределов чувственных восприятий человека. Я, например, совсем не был удивлен, когда прочел в одном солидном лондонском журнале об африканце, который в конце XIX века жил на острове Теркс[181] в Вест-Индии. Каждый год он предсказывал своим соплеменникам время прибытия парусных шхун, идущих из Ньюфаундленда с грузом соленой рыбы. Этот африканец всегда носил с собой какой-то предмет наподобие бамбуковой арфы и уверял, что от шхун исходят воздушные волны, которые можно обнаружить по звукам, возникающим в расщепленном бамбуке.
Может быть, и среди нас живет Ботино, который когда-нибудь расстанется со своим секретом, не потребовав за это десяти тысяч ливров.
Когда я плыл с Маврикия к Дурбану, один из пассажиров предложил мне взглянуть на редчайшую марку в мире. Это был умный коллекционер, который обладал способностью отыскивать ценные марки в самых отдаленных уголках земного шара. На Маврикии он побывал везде, где только можно, и в конце концов все-таки разыскал эту марку. Он, правда, получил ее не в подарок, но марка все равно была приобретена за ничтожную часть своей подлинной стоимости. Коллекционер рассказал мне историю марки и своих поисков.
Это была одна из первых марок, выпущенных на островах или в британских колониях. Эскиз ее по просьбе жены губернатора гравировал часовых дел мастер. Дело в том, что губернаторша давала бал и намеревалась посылать приглашения по почте на визитных карточках с маркой. Сделать это было непросто. Шел 1847 год, и даже в самой метрополии почтовые марки появились всего лишь семь лет назад.
Часовщик Бернард выгравировал в одном углу медного клише для визитных карточек марку достоинством в одно пенни, а в другом — в два пенни. Марки походили на первые английские. На них была изображена голова королевы Виктории и надпись «Маврикий». На марке полагалось сделать отметку об оплате почтового сбора, но Бернард по ошибке написал два слова: «почтамт Маврикия». Марка в одно пенни была оранжево-красного цвета, в два пенни темно-синяя.
После бала ошибку обнаружили, и оставшиеся марки изъяли из обращения. Не осталось никаких письменных свидетельств, по которым можно было судить, сколько марок было напечатано или сколько приглашений разослано. Большинство конвертов уничтожили, так как собирание марок еще не превратилось в хобби и никому не пришло в голову, что они когда-либо станут предметом ценности. И все же каким-то образом сохранилось около дюжины этих марок. Знатный филателист, король Георг V, будучи еще принцем Уэльским, заплатил в начале века 1450 фунтов за марку достоинством в два пенни и с надписью «почтамт Маврикия». Сейчас она оценивается в десять тысяч фунтов. Несколькими годами позже один американский филателист заплатил за подержанный, исписанный конверт, на котором были обе марки, двенадцать тысяч фунтов.
Мой знакомый дал объявление о покупке старых марок в газетах Порт-Луи. Он знал, что шансы найти знаменитую марку невелики, и был потрясен, когда получил несколько ответов с предложением ее купить. Он рассмотрел все марки под увеличительным стеклом. Они были превосходны, но коллекционер подозревал подделку. Местные эксперты подтвердили его опасения.
