Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов
В течение четвертичного периода эта часть суши, как и вся Сибирь, дважды подвергалась оледенению. Во время таяния и отступления ледников могли образоваться участки мертвого, то есть неподвижного, льда, на которых откладывались глина, песок, галька, нанесенные талыми водами.
Но вот произошла катастрофа, подобная той, которую описывает Платон в легенде об Атлантиде. Северная часть материка начала опускаться под воду. Долины заливались, холмы и горы превращались в острова. (Из них уцелели до наших дней архипелаги Северной Земли и Новой Сибири.)
Что же случилось с животными?
Животные спасались от наводнения, отступая на: от или укрываясь в горах. В последнем случае они, понятно, оставались отрезанными от материка и вымирали.
Этим объясняется огромное скопление костей на сибирских островах. Остров Большой Ляховский, например, мог быть назван буквально кладбищем мамонтов. В течение XVII и XVIII веков отсюда ежегодно вывозили на ярмарку в Якутск по нескольку тысяч пудов бивней.
Вероятно, ряд островов-гор сохранялся до последнего времени и в других районах Советской Арктики. Пласты ископаемого льда под толщей наносов не таяли в холодной воде на протяжении столетий.
Однако наступило потепление Арктики. Ископаемый лед стал таять, острова опускались все ниже и ниже.
Вот почему корщик Веденей в XVII веке видел горы, а наши советские исследователи Андрей Звонков и Алексей Ладыгин увидели в XX веке только невысокие купола.
Но они могли и ничего не увидеть, если бы пришли сюда спустя несколько лет.
Архипелаг, надо думать, исчез бы, ушел под воду.
С Землей Ветлугина могло произойти то же, что произошло с островами Васильевским и Семеновским, расположенными в море Лаптевых. Острова Васильевский и Семеновский впервые были нанесены на карту в 1823 году, затем еще раз — в 1912 году и, наконец, были обследованы в 1936 году. При этом оказалось, что за сто тринадцать лет остров Семеновский уменьшился более чем в семь раз, а остров Васильевский совсем растаял. Там, где его видели в 1823 и 1912 годах, в 1936 году осталась только подводная банка28”.
Академика Афанасьева, как всякого советского ученого, отличали широта взгляда, способность к большим обобщениям.
От Земли Ветлугина он перешел к гипотетическим землям в Арктике вообще.
“Много десятков лет подряд, — писал он, — воображение географов дразнили гипотетические земли сержанта Андреева, Санникова, Джиллиса — Макарова.
Складывалось впечатление, что с течением времени земли делались менее заметными, как бы уходили под воду.
Это было непонятно.
Все становится на свое место, все делается понятным, если, по аналогии с Землей Ветлугина, предположить, что и Земля Санникова, и Земля сержанта Андреева, и Земля Джиллиса — Макарова состояли из тонкого слоя грунта на ледяной, постепенно тающей основе”.
Вот как широка была картина, набросанная уверенной и твердой рукой знаменитого географа. Целая вереница не гипотетических, а реальных земель, когда-то существовавших, но с течением времени опустившихся под воду, целая вереница Исчезающих Островов вытянулась вдоль северного побережья Советского Союза.
Они исчезли в пучине моря раньше, чем к ним успели подойти.
“По счастью, — заканчивал академик, — с Землей Ветлугина этого не случилось. Советские ученые успели пробиться к ней, хотя время ее уже истекает…”
А на другой день после открытия Земли Ветлугина потерялся Союшкин.
Это произошло так.
Мы спешили нанести на карту очертания островов, потому что надвигалась полярная ночь. Рано утром я отправился на берег, взяв с собой Синицкого, Союшкина и Тынты Куркина, за которым увязался уже известный читателю пес Ротозей.
Когда мы поднимались на вершину острова, нам преградил дорогу огромный морж. Он был настроен не очень любезно и, свесив длинные усы, шипел и фыркал на лаявшего Ротозея.
Отогнав сердитого моржа прикладами ружей (убивать его было сейчас ни к чему), мы продолжали свой путь.
По дороге возник спор. Синицкий утверждал, что морж мог быть гостеприимнее. Как-никак, ведь он хозяин острова, его “старожил”. Союшкин тотчас же стал противоречить. Почему Синицкий считает, что морж — хозяин острова? Если на то пошло, нас должны были бы встретить белые медведи или песцы, которые поселились на острове, конечно, раньше моржа…
Я прекратил спор, поручив Союшкину зарисовать очертания бухты (мне казалось, что она может служить хорошим местом стоянки для “Пятилетки”).
Союшкин удалился, бодро посвистывая.
Когда мы с Синицким закончили свою работу и оглянулись, Союшкина поблизости не было.
— Странно! — сказал я удивленно. — Только что был здесь.
— И следов даже нет, — сказал Тынты, смотря на мох. — Не на небо же Союшкина взяли, — попробовал пошутить Васечка. — Во-первых, не заслужил. Во-вторых, инструмент, наверное, оставили бы…
Мы стали припоминать, где видели Союшкина в последний раз.
Он стоял на том воя бугорке, зарисовывая бухту в раскрытый блокнот. Неизменная молодецкая трубка торчала во рту (бывший первый ученик незаметно втянулся в курение).
И вот его нет. Как сквозь землю провалился!
Пока мы с беспокойством озирались, Ротозей принялся взволнованно повизгивать и перебирать лапами.
— Чует, Алексей Петрович! Ей-богу, чует его! — вскричал Тынты. — Пустим собаку. Она найдет!..
Я кивнул.
Ротозей, быстро перебирая лапами, вскарабкался на скользкую наледь. Он топтался там, повизгивая от нетерпения и засовывая нос в трещину.
Что за черт! Дым тоненькой струей поднимался над наледью.
— Он там! — закричал Тынты. — Смотрите-ка, дым от трубки!..
Тынты и Васечка подсадили меня, и я заглянул в расщелину. Она уходила вниз, глубокая и темная, как колодец. На архипелаге полно было таких расщелин, и мы старались обходить их подальше.
— Нарочно он залез туда или сорвался? — недоумевал я.
Но Тынты указал на края расщелины. Они были обломаны. Не могло быть сомнений — Союшкин провалился.
— Э-эй! — закричал я вниз, как в трубу. — Союш-ки-ин!
Мы прислушались. Наш товарищ не отзывался. Только гулкое эхо перекатывалось где-то далеко внутри горы. Стало быть, там была пещера!
Мы переглянулись.
— Развязывай вьюки на нартах, — приказал я. — Тащи веревки. Попробую спуститься вниз.
Но делать этого не пришлось. Повертевшись подле расщелины, Ротозей вдруг кинулся со всех ног в сторону. Иногда он останавливался, опускал свой подвижной черный нос к самому мху и бежал дальше.
