Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе
Как художник-дизайнер, Ольга одно время делала кольца, браслеты и другие поделки из серебра и золота. Время от времени ей удавалось продать какую-нибудь вещичку на 200–300 долларов, и она радовалась. Но потом поняла — для нормальной жизни надо продавать изделия на 200–300 долларов каждый день, а не раз в месяц. Ведь заработок, на который можно сносно жить, должен быть не менее 1000 долларов в месяц, а чтобы такой заработок оставался, надо, чтобы ты производил и продавал в десять раз больше. Основная масса денег идет на налоги и накладные расходы. Это здесь проверенный практикой закон. А значит, надо не только делать кольца и браслеты, но продавать их в среднем на десять тысяч долларов в месяц или на триста долларов в день, каждый день, без выходных.
Но ведь пока на инструментах, которые взяты ею в аренду, а значит, «едят» деньги, она делает одну, по ее мнению, «трехсотдолларовую» — если бы ее вдруг купили — вещицу за два полных рабочих дня. Значит, даже если она увеличит темп изготовления своих вещиц в два раза, она должна сидеть и работать «у станка» с утра до вечера каждый день без выходных. И это при условии, что их будут покупать. А пока, увы, их не берут. Вот поэтому, когда через много лет ожидания ей предложили работу в маленькой фирме по художественному оформлению, где надо делать все — от внешнего вида компьютеров до объявлений о скачках, — конечно же она с радостью согласилась.
Собственно, слово «предложили» неправильно — на вакантное место было сто пятьдесят кандидатов, и только в результате звонка все того же профессора Флетчера и других влиятельных людей города, которых уговорил Гриша, ее приняли. Оказывается, и в частном бизнесе принимают по блату. Хотя понятно. Ведь все связаны друг с другом отношениями, близкими к известной формуле: ты мне — я тебе. И хотя и здесь считают, как и у нас, что в этом есть что-то нехорошее, но что поделаешь, по крайней мере это не криминал, если не замешана взятка.
На второй день моего пребывания в Боулдере рано утром Курт снова заехал за мной и предложил, чтобы я все свои вещи перенес в его машину. Сюда мы больше не вернемся, а поедем после работы к нему, Курту, в его дом. Там я и переночую. А на другое утро он отпускает меня провести уик-энд у Дасти Блейдса.
Снова мчимся в институт. В этот раз заметил, что в кабинете секретарши Курта висит большой плакат: одинокое прекрасное деревце с распускающимися листьями на фоне низкого солнца в облаках. И надпись: «Мы как деревья. Мы должны создавать новые листья, новые направления веток, чтобы расти».
Когда пришел в «мою» комнату — увидел, что за одним из столов сидит молодая, очень нарядная женщина с узким разрезом глаз. Это вернулась старая хозяйка комнаты.
— Миссис Фун… — отрекомендовалась она.
Фун — китаянка, приехала со своим мужем — специалистом по климату тропических областей — работать в лабораторию Флетчера, но у них мало места, и ее посадили сюда. Они с мужем будут здесь полтора года. Вообще Китай вдруг широко открыл свои двери для всех, кто хочет поехать за границу учиться всему, чему угодно. И сейчас везде в Америке полно китайцев. Они держатся свободно, одеваются по-европейски, чувствуется, что не боятся ничего. Какой контраст с нами, когда каждый «советский человек за границей» шага лишнего боится ступить, лишнего слова молвить. А то глядишь, кто-нибудь «настучит», и больше никогда снова не пустят за границу. Особенно поражаешься, когда смотришь на китайцев. Многие из них живут здесь с женами. И ведь ничего, не бегут из своего Китая. Ну а я месяцами живу здесь — и все один, один! По нашим правилам — не знаю, кто их придумал, да и прочитать не дают, — жена может приехать к тебе на некоторое время, если ты в отъезде дольше, чем восемь месяцев. Может быть, поэтому получить разрешение на поездку в США на полгода много проще, чем на 9 месяцев. И все знают, почему главным вопросом в анкетах, которые ты заполняешь перед выездом, является вопрос о жене и детях. Чтобы быть уверенным, что ты, как птица, вернешься в свое гнездо, будешь стремиться к своим родным. Обидно за те «компетентные органы», которые свели эту процедуру на примитивный животный уровень.
Весь день опять напряженная работа. С утра обсуждал с сотрудниками института те детали моего доклада, которые их заинтересовали. Обсуждение «индивидуальное». Я сижу один в пустой аудитории, где есть доска, мел, тряпка, а ребята приходят поодиночке и начинают обсуждение, каждый о своем. Такие обсуждения очень много дают и самому «докладчику» по принципу: объяснял я им, объяснял и сам наконец понял…
После ланча снова «напряженка». В здании института, куда я приехал, размещено в нескольких комнатках учреждение под громким названием «Международный центр данных по гляциологии». Это место, где уже тридцать лет собирается, каталогизируется и хранится литература, связанная с ледниками. Во всем мире есть только два таких центра: центр «А» — он здесь, в этих комнатках, и центр «Б» — он в Москве, тоже в нескольких комнатках, расположенных на улице Молодежной, рядом с новым цирком. Оба центра делают одно и то же, обмениваются информацией, чтобы лучше «обслуживать» ученых своих стран. Но такая информация идет в среднем месяц, да и не напишешь всего в письме, поэтому моя задача — выяснить как можно больше претензий, которые накопились у американских коллег к нашему центру, чтобы по возможности разрешить их. Ведь я — свой человек в этом московском центре. Кроме того, важно как можно подробнее рассказать систему работы московского центра. Как правило, такая информация сразу снимает половину вопросов. А раз так, надо собрать весь материал и поподробнее расспросить и запомнить, записать все о работе центра «А». И рассказать все потом в центре «Б». Такой рассказ снимет накапливающееся иногда годами взаимное раздражение.
Только уже довольно поздно вечером смог я насладиться уютом и гостеприимством в доме Курта и Аннеты. Непривычно и приятно звучала русская речь, «хрипел» Высоцкий, мы с Аннетой и Куртом пили чай и разговаривали. Аннета совсем недавно вернулась из недельной поездки в Москву и рассказывала, что ее больше всего удивило в СССР. Во-первых, то, что многие женщины ходят на высоких каблуках. В Америке все ходят на низких. Во-вторых, удивительно, как много сахара кладут в чай и кофе русские. А в-третьих: какие удивительно спокойные у вас дети. Они почти не плачут, я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь шлепнул ребенка.
Вот тебе и раз.
— А я думал, что, наоборот, американские дети не плачут, — говорю я Аннете, и мы оба смеемся.
Как все-таки трудно проникнуть в стиль жизни чужой нации.
Разговор переходит на проблемы секса. Я рассказал Аннете о том, что многие у нас считают Америку очень распущенной страной, думают, что всюду идут секс-фильмы, кругом — «свободная любовь», ведь недаром же сами американцы говорят о том, что у них произошла сексуальная революция.
