Жюль Верн - Необыкновенные приключения экспедиции Барсака
После минуты вполне понятного оцепенения все бросились на помощь рабочим. К счастью, лишь один из них был легко ранен, остальные остались невредимы, так как не успели войти в ангар.
Но, хотя никого не пришлось оплакивать, все же осажденных постигло страшное несчастье, непоправимая беда. Планер разлетелся на мелкие кусочки, остались лишь ни к чему не пригодные обломки.
— Риго,— сказал Камаре со спокойствием, которое не покидало его в самых критических обстоятельствах,— надо разобрать обломки и выяснить причину взрыва.
Рук было много, и работа пошла быстро. К одиннадцати часам вечера место было расчищено, и обнаружилась глубокая яма.
— Это динамит,— холодно сказал Камаре.— Но откуда же он взялся?
Пятна крови на обломках показывали, что при взрыве были жертвы; работа продолжалась с той же интенсивностью. Около полуночи нашли оторванную ногу негра, потом жестоко изуродованную руку и, наконец, голову.
Амедей Флоранс, как хороший репортер, внимательно следил за работой; он тотчас узнал того, кто оказался жертвой.
— Чумуки! — вскричал он.
Он объяснил Камаре, что Чумуки был предатель, перешедший от мисс Бакстон на службу к Гарри Киллеру. Теперь все объяснилось. Чумуки был виновником и первой жертвой взрыва. Оставалось узнать, как он проник на завод. Ведь тем же путем могли проникнуть и другие. Нужно было отбить охоту к этому у противника, а для этого его следовало напугать. С этой целью жалкие останки Чумуки по приказу Камаре были переброшены через стену на эспланаду, где их найдут люди Гарри Киллера. Они твердо убедятся, что вход на завод грозит смертью.
Разборка обломков продолжалась: рабочие составили цепь, обломки выбрасывались в сад, и все большее пространство земли очищалось.
— Вот еще один! — внезапно вскричал рабочий.
Марсель Камаре приблизился. Среди камней показалась человеческая нога. Скоро было отрыто туловище. Это был белый средних лет, плечо его было ужасно раздроблено обрушенной кровлей. Доктор Шатонней наклонился к раненому.
— Он жив! — сказал он.
Человек был перенесен в квартиру Камаре, где доктор сделал ему перевязку. Назавтра его допросят, если он будет в силах говорить.
— И если он захочет,— добавил Амедей Флоранс.
— Я позабочусь, чтобы он захотел,— сказал Марсель Камаре сквозь стиснутые зубы.
Разборка обломков закончилась. Стало ясно, что под развалинами больше нет никого. Рабочие пошли на отдых. Инженер и его гости также направились к себе. Через несколько шагов Амедей Флоранс остановился и спросил Камаре:
— Что же мы теперь будем делать без планера?
— Построим другой,— ответил Камаре.
— А у вас есть материалы? — спросил Барсак.
— Конечно.
— Сколько времени на это потребуется?
— Два месяца.
— Гм!…— просто сказал Флоранс и задумался.
Два месяца! А у них было провизии на пятнадцать дней.
Чтобы найти выход из такого трудного положения, репортер углубился в поиски идеи.
ИДЕЯ РЕПОРТЕРА ФЛОРАНСА
Мало кто сомкнул глаза в последние часы ночи. Вчера все были уверены, что приходит конец испытаниям, осажденные ликовали. Сегодня, потеряв всякую надежду, они были печальны. Как изменилось их положение с утра тринадцатого апреля! Положение подвергалось глубокому анализу, но никто не видел выхода. Сам Марсель Камаре ничего не мог придумать, кроме постройки нового планера; но было бы самообманом возлагать надежды на аппарат, изготовление которого потребует двух долгих месяцев, когда провизии всего на пятнадцать дней.
Вдобавок, и это средство спасения оказалось еще менее реальным, чем рассчитывали. После тщательной проверки выяснилось, что они располагают провизией не на пятнадцать, а всего только на девять-десять дней. Не через два месяца, а уже в конце апреля им будет грозить голод. Чтобы оттянуть неизбежный конец, решено было немедленно перейти на сокращенный рацион. Если не удастся избежать печальной участи, по крайней мере, осажденные продлят агонию.
Утро тринадцатого апреля было посвящено уточнению запасов еды и подготовке к постройке планера, на чем настаивал Марсель Камаре, хотя, вероятно, от этого не будет пользы. Только после обеда решили заняться пленником. После завтрака, отличавшегося на этот раз крайней скромностью, Марсель Камаре, сопровождаемый гостями, внезапное вторжение которых стоило ему так дорого, отправился к раненому, так как доктор Шатонней заверил, что раненый может выдержать допрос.
— Кто вы такой? — спросил Марсель Камаре без видимого интереса, но сообразуясь с заранее выработанным планом.
Раненый молчал. Камаре повторил вопрос, но успех оказался тот же.
— Я должен предупредить,— мягко сказал инженер,— что заставлю вас говорить.
При этой угрозе человек не открыл рта, но по его губам пробежала ироническая улыбка. Его заставят говорить? Очевидно, это казалось ему маловероятным. Если судить по виду, казалось, что это человек выдающейся силы воли.
Марсель Камаре пожал плечами и, не настаивая, приладил к большим пальцам рук и подошве ног упрямца четыре маленькие металлические пластинки, а затем соединил их с клеммами распределительного щита. Сделав это, он повернул выключатель.
Человек тотчас же скорчился в жестоких конвульсиях, вены на лбу раздулись и, казалось, готовы были лопнуть; на посиневшем лице выразилось невыносимое страдание.
Испытание было кратким. Через несколько секунд Камаре выключил ток.
— Будете говорить? — спросил он. И так как человек молчал, он молвил: — Хорошо! Начнем сначала!
Он повернул рубильник, и те же судороги возобновились, но с еще большей силой. Пот градом катился по лицу жертвы, глаза закатились, и грудь дышала, как кузнечные мехи.
— Станете говорить? — повторил Камаре, снова выключая ток.
— Да… да…— простонал человек, теряя силы.
— Черт возьми! — сказал Камаре.— Ваше имя?
— Фергус Давид.
— Это кличка. Скажите вашу настоящую фамилию.
— Даниэль Фран.
— Национальность?
— Англичанин.
Даниэль Фран (таково было его подлинное имя) решился говорить откровенно. Он сразу отвечал на предложенные вопросы.
— Голубчик,— сказал ему Камаре,— я должен получить кое— какие сведения. Если вы не согласны, мы снова начнем игру. Расположены вы говорить?
— Да,— ответил раненый.
— Прежде всего, каково ваше положение в Блекленде?
— Советник.
— Советник? — вопросительно повторил Камаре.
Фран удивился, что инженер не понимал этого слова. Он объяснил: