Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии)
Еще утром мы поняли, что участок пути на всем его протяжении не представит для нас особого интереса. Мягковатый песок, на нем старые колеи, плоская поверхность, слегка повышающаяся к горизонту, да две узкие полоски железа. И так километр за километром, десяток километров за десятком. Через 33 километра показалась первая станция: небольшое строение, начальник станции с лицом цвета черного дерева, несколько кудрявых ребятишек. С любопытством смотрят они на необычную машину и машут нам рукой на прощанье. С обеих сторон появляются голые пригорки, но равнина перед нами остается неизменной, лишь постепенно поднимаясь. Далеко впереди в песке что-то зашевелилось, а потом недвижно замерло. Приблизившись, мы вскоре различаем редкого обитателя пустыни — небольшую газель. Это животное невероятно пугливо, не боится оно лишь автомобиля. Вероятно, любопытство заставляет газель остановиться в ожидании. Мы приблизились к ней на расстояние всего нескольких метров, и только тогда она бросилась бежать многометровыми скачками и через минуту скрылась из глаз.
В девять часов мы уже у станции № 3, почти в 100 километрах от Вади-Хальфы. После многих километров хорошего пути начинают появляться первые препятствия. К самой станции подходят скалы, вокруг которых навеян мягкий песок. Поскорее переводим машину на вторую, а затем и на первую скорость, чтобы избежать буксовки колес и не прибегать к испытанному средству — противопесочным лентам, применение которых стоит обычно пота и дорогого времени. В мягком песке нет камней, и нам не нужно опасаться ни за рессоры, ни за картер. Но песка все больше, он становится мягче, увеличивается количество мелких вади в нем. Вади имеют лишь два-три дециметра в глубину и едва два метра в ширину, однако их острые края прорезают местность, не отличаясь по окраске от окружающей среды. Глаза, утомленные резким солнцем, замечают их лишь в самый последний момент. При этом нам все время приходится повышать темп езды, чтобы не увязнуть. Плохую проходимость местности подтверждает и английское описание маршрута, полученное нами от комиссара. Слова heavy sand (тяжелый песок) на каждом шагу превращаются в действительность. У станции № 4 мы еле-еле выбираемся на мягкую насыпь около полотна дороги.
Температура воздуха поднялась до 40 градусов, высотомер — до 530 метров.
Неожиданная встреча в пустыне
Мы отдыхаем и подкрепляемся.
Тут на горизонте появляется облако дыма. Оно приближается, усиливается далекий гул, и через четверть часа на станцию въезжает длинная цепь белых вагонов. Из них выглядывает несколько голов, а потом из поезда выходят первые любопытные, чтобы посмотреть нашу «татру». Начинаются длинные расспросы и объяснения. Даже машинист покидает свой паровоз.
— Почему вы не летите, раз у вас есть тайяра?[61] — смеется кочегар. — Интересно знать, куда вы спрятали крылья своего самолета…
— Как бы охотно мы воспользовались крыльями в этой вашей пустыне, если бы только могли…
В душе мы завидуем машинисту, у которого есть две ленты колеи, уверенно ведущие его через пустыню от горизонта к горизонту. Его не беспокоят ни мягкий песок, ни скалы, ни глубокие вади, ни перегруженные рессоры. Он знает только свое расписание, и когда выезжает из Хартума, то твердо уверен, что доедет до Вади-Хальфы. Выйдет из строя локомотив, ему пришлют другой. Торопливо делаем два снимка, раздается свисток паровоза. Трогаемся. Поезд на север, мы на юг.
В тот момент мы не предполагали, что через несколько месяцев, получив сообщение из Праги, узнаем, что в эти мимолетные минуты в сердце Нубийской пустыни состоялась символическая встреча двух образцов чехословацкой продукции — вагонов и автомобиля. Стоило нам тогда нагнуться к осям вагонов, и мы бы прочли на них ту же самую марку «татра», которую пассажиры поезда рассматривали на переднем капоте нашей машины. Вагоны, поставленные Египту более 20 лет назад, до сих пор выполняют свое назначение в Судане, выстукивая унылый, однообразный ритм среди не менее унылой желтизны пустыни.
Дорога по пути к пятой станции становится все хуже. Уезжаем от железнодорожного полотна далеко в пустыню, где грунт тверже, но и там попадаем в переплетения вади и хоров.[62] Они насчитываются десятками на каждом километре, а за ними опять скалы. Осторожно, медленно минуем их и вновь выезжаем на равнину с высохшими руслами. Лишь по другую сторону железнодорожного полотна группы скал слились в дикие, рассеченные хребты. И все же наша сегодняшняя дорога бесконечно уныла. После предыдущих шумных дней нам кажется почти невероятным, что пустыня может быть так однообразна на протяжении целых сотен километров. Резкий, слепящий свет, жара и сосредоточенное наблюдение за местностью впереди машины чрезвычайно утомляют нас. Единственная отрада — спидометр, который зафиксировал, что с утра мы уже оставили за собой свыше 160 километров.
И тут на горизонте перед нами появляются белые треугольные паруса нильских фелюг. Это же невозможно, ведь Нил удален от нас не меньше чем на 200 километров! Однако зрение подтверждает, что белые паруса плывут по водной глади более четко и более определенно, чем в мираже. Паруса не передвигаются, они лишь растут с каждым километром. Только когда мы приблизились к ним на несколько сот метров, под парусами выросли красные кирпичные цоколи, а вода быстро исчезла, как будто сразу впиталась в песок. Это были запасные железнодорожные склады с белыми конусообразными крышами.
Станция № 5…
Мы уже находимся на высоте почти 700 метров над уровнем моря. Воздух, раскаленный до 43 градусов, дрожит в лучах полуденного солнца, однако мотор охлаждается хорошо. В лицо дует резкий, но и горячий, как из печи, ветер. Металлические части машины раскалены, губы у нас потрескались, ноздри горят, как в огне.
Еще через два часа минуем вспомогательную станцию. То были трудные два часа. Хор следовал за хором. Местами попадались невысокие скалы, острые камни, а затем снова путь пересекали вади. Тормоз, газ, тормоз, газ — иначе нельзя, а не то увязнем и придется потратить долгие утомительные часы, пока выберемся.
— А господин Ле-Блан в своем маршруте еще отмечает эти места как pas mauvais…[63] Как же будет выглядеть наш путь, когда он станет mauvais?[64]
— Может быть, он ехал по другой стороне железнодорожного полотна и забыл пометить это. Проверим другую сторону, как только железнодорожная насыпь станет пониже…
Лишь после трех часов мы добрались до станции № 6, находящейся более чем в 200 километрах от Вади-Хальфы. Это — самая большая станция на всем пути до Абу-Хамида, единственная, где есть цистерны с водой.
