Антон Кротов - Страна А., или Автостопом по Афганистану
"Давляти" и "джумбаши".
— Почём арбуз?
— 10.000.
Я протягиваю одну хрустящую, свежую десятку и получаю арбуз, а также сдачу — одну такую же хрустящую, свежую десятку. В чём прикол?
Задача. В пачке денег — шестьдесят тысячных купюр и сорок пятисоток. Сколько будет всего? Восемьдесят тысяч? Это смотря где. В Кандагаре восемьдесят, а в Мазари-Шарифе будет сто тысяч. Афганская арифметика.
Лепёшка стоит 2.000. Я протягиваю две тысячных купюры. Продавец, поглядев, забирает их, но лепёшку не даёт. Напротив, хочет ещё две тысячи. Спохватившись, я достаю ещё две тысячи и получаю лепёшку. Цена правильная. Все довольны.
Ещё во времена «Талибана» я пытался узнать, какие же деньги ходят по разные стороны фронта: одинаковые или различные? Разные просачивались слухи; одни говорили, что афганские деньги — афгани — выпускает Северный альянс, а на талибской территории используют доллары и пакистанские рупии; другие рассказывали, что и тут и там остались одни только доллары; третьи слышали, что деньги выпускают и те и другие, причём одни деньги в десять раз дороже других (чьи именно дороже — неясно), и что деньги меняют на базаре мешками.
В этой поездке мы постепенно разузнали историю и сущность местных денег. Нам рассказывали следующее. Когда-то в стране были единые государственные деньги. Их заказывали за границей (говорят, во Франции), отправляли в Кабул и оттуда распределяли по стране. Когда «шурави» прогнали и началась гражданская война, в Кабуле на деньгах сидел президент Раббани, а в Мазари-Шарифе — известный губернатор и полевой командир Дустум. Вместе они боролись против талибов, наступавших из Кандагара. Этот Дустум часто просил Кабул о деньгах (для армии); деньги из столицы привозили, но недостаточно. Тогда Дустум поступил по-научному: взял да заказал (говорят, в Москве) партию купюр по 1000 афгани и стал выдавать ими зарплату солдатам, в общем — пустил их в оборот. Торговцы сперва не знали происхождения этих денег и принимали, как обычно. Но вскоре денег в северных провинциях стало подозрительно много, секрет раскрылся, а люди проницательно нашли несколько мельчайших различий между государственными и дустумовскими деньгами. Главное различие было в номерах серий — одни серии были на государственных ("давляти"), другие на дустумовских ("джумбаши").
Центральное правительство Раббани, может быть, и радо было пресечь дустумовскую самодеятельность. Говорят даже, что президент Раббани объявил «дустумовки» фальшивками. Но, во-первых, местные полевые командиры, они же губернаторы, в Афганистане обладали (и обладают) большой самостоятельностью и ни с кем не считаются. А во-вторых — самое главное! — Кабул пал, деньгозапасы достались талибам, и вскоре уже президент Раббани, перебравшийся в северную половину страны, заказывал в Москве десятитысячные купюры — которые уже, увы, увы, стоили на базарах дешевле, чем купюры из кабульских запасов, которые и запускал в оборот набирающий силу "Талибан".
Прошло несколько лет, и опять северное правительство восстановилось в Кабуле и обрело власть над основными денежными запасами. Но северные деньги остались. Во время нашего визита их принимали без ограничений только в семи северных провинциях страны, вплоть до перевала Саланг. Так же параллельно ходили и государственные деньги, по двойному курсу: 1000 «давляти» = 2000 «джумбаши». Южнее Саланга в обороте только «давляти»; хотя «джумбаши» можно превратить в «давляти» с небольшой комиссией у любого менялы. Остаётся только удивляться зоркости афганских торговцев и менял, безошибочно и быстро различающих почти одинаковые деньги северного и южного выпуска.
* * *— Итак, вам какие? «Давляти» или "джумбаши"? — спросил меняла, демонстрируя в двух руках пачки совершенно одинаковых денег!
— Давай «джумбаши», потому что их больше, — отвечал я.
Поменяв на двоих пятнадцать долларов, мы с Книжником стали миллионерами. Должно получиться 1.200.000 афгани на двоих. Солидные пачки! Стали пересчитывать. Столпившиеся любопытные зрители наблюдали за нами.
— Вай, вай, вай! — обиделся я. В толстую пачку, среди десятитысячных голубых купюр, были подсунуты кое-где розовые пятитысячные купюры. Обманул!
— Всё правильно, — невозмутимо объяснил продавец, — это "давляти"!
Оставалось поверить, что 80 купюр по 10.000 афгани и 20 купюр по 5000 афгани в сумме дают не 900.000, а ровно 1.000.000. И действительно, так оно и было! Ведь купюры по 5000, как и по 500, существуют только в форме «давляти», и эквивалентны 10.000 и 1000 «джумбаши» соответственно. Если в пачке коричневых тысячных купюр увидишь маленькую зелёную пятисотку — не верь глазам своим, это тоже тысяча!
В последующие недели нам предстояло убедиться в исключительной честности, аккуратности и порядочности афганских менял. А пять тысяч действительно равны десяти тысячам. В определённых условиях. В определённой стране.
* * *Первое дело сделано, и деньги непривычно распирают нам карманы.
Теперь можно поесть — или позвонить. Лучше сперва позвонить, а то вдруг телефон закроется в вечерний час!
Местные жители на вопрос «телефон» удивлялись, недоумевали. Я детально объяснил: показал жестами, как набираю номер, говорю: алло! алло! Москва! Москва! Наконец нас поняли и отвели на телефон. Телефонный пункт в Кундузе занимал длинное одноэтажное здание, при входе в него нужно было снимать ботинки. Но дозвониться домой сейчас не удалось — моих родителей не было на месте. Книжник не стал звонить своим, опасаясь их шокировать: его родители не знали, что их сын отправился в Афганистан. "Когда вернусь домой, так всё и расскажу, а то они умрут от переживаний," — так решил он.
Вышли из телефона и у первого же продавца решили приобрести арбуз.
Торговец попросил двенадцать тысяч.
— Ух как дорого, он заламывает цену! — удивился Книжник.
Я же быстро подсчитл, что двенадцать тысяч — это меньше пяти рублей, и срочно приобрёл арбуз. Мы сели потреблять его, и толпа зрителей вокруг затмила все горизонты. Человек пятьдесят бородатых и бритых мужчин и детей, если не больше, скопились рассматривать двух бородатых автостопщиков, поедающих арбуз. Кто-то уже принёс нам лепёшки в подарок. Интересно, что женщин в толпе не было: им любопытствовать не полагалось. Вообще на улицах города было немного женщин; все они были полностью одеты (в чадру) и передвигались лишь в сопровождении мужчин.
Как обычно бывает, в толпе появился кто-то русско-, а кто-то англоговорящий. Но мои попытки напроситься на ночлег успеха не имели. Доев арбуз, мы раздвинули толпу и пошли куда глаза глядят, попутно выясняя, где проходит дорога на Мазари-Шариф. Позовут — впишемся, не позовут — уедем в ночь, не уедем — так уйдём из города и переночуем на природе.
