Рудольф Лускач - Завещание таежного охотника
— А их у нас действительно много, — подтвердил учитель Антонов, — сами увидите, в каких местах мы живем. Куда ни обернешься, везде сотнями километров считать надо. А вокруг тайга, сопки и болота. Здесь кое-что испытаете. Летом нас мучает гнус, а зимой лютые морозы. Но это наш родной край, и мы его любим. Правда, Родион Родионович?
Старый Орлов улыбнулся и поддакнул:
— Правда, голубчик.
— Родионыч еще молодчина, — говорил Тит Андреевич. — Прошлую зиму с нами белку промышлял.
— Много-то я не настрелял… как тут усидеть дома, когда все выбираются на белку? А теперь, черт возьми, меня опять ждет немалая работа, не так ли, молодой человек, с теми, вашими… соболями.
Старик смотрел на Олега, но тот молчал. Я чувствовал, что здесь дело совсем не в соболях.
Разошлись гости далеко после полуночи. Прощаясь, Родион Родионович Орлов пригласил меня назавтра к себе.
Прежде чем лечь спать, я выглянул в окно. Журчала речка, и откуда-то совсем близко доносилась тихая песня тайги, которую наигрывал в могучих кронах деревьев ночной ветерок.
Передо мной расстилалась погруженная во тьму тайга, а из тумана над рекой возникали нереальные образы, поднимавшиеся над зеленым морем деревьев. Во тьме раздавался протяжный крик совы.
Утром меня разбудил Олег. Он уже встал, так как на рассвете вылетал пилот с местным снайпером, и геолог провожал Карасика до самолета. На луг пришли многие жители Вертловки: никогда еще не случалось, чтобы кто-либо из охотников этого далекого селения летал на самолете.
Я быстро оделся. После завтрака мы с Олегом осмотрели хозяйство Петра Андреевича и потом зашли к Орлову. Старик жил в новом доме вместе с внучкой, черноглазой красавицей Тамарой, которая вела его хозяйство.
Она встретила нас радостной улыбкой, и мы почувствовали себя желанными гостями в доме. Родион Родионович угостил нас по-своему. На столе появилась копченая рыба, сибирский таймень, копченые дикие утки. Водка была настоена до зеленого цвета на каких-то душистых травах. Орлов утверждал, что эти корешки — излюбленное лекарство у медведей.
Разговор вернулся к соболям.
— Соболи, — начал Родион Родионович, — очень прожорливы. Говорят, что бодливой корове бог рог не дает. Если бы соболь был величиной, скажем, с собаку, худо бы нам пришлось! Страшно было бы войти в тайгу. Это был бы самый страшный хищник на свете. Достаточно того, что и теперь там, где водятся соболя, белкам и полевкам — конец! Мало того, тут и птицам несдобровать. Тихонько ползет он по ветвям, а потом перепрыгнет с высокого дерева на соседнее пониже, где сидит глухарь, рябчик или тетерев. И, глядишь, птица уже у него в зубах.
— Хитрый зверек, — согласился Олег. — Потому он так меня и интересует.
— Да только, брат, за ним набегаешься. Ног потом не чуешь, — засмеялся Петр Андреевич.
— Они у меня крепкие. Лишь бы скорее очутиться там, на 135—61…
— Как вы сказали? — воскликнул я.
Олег запнулся. Наступила тишина, все ожидали объяснения, но вместо Олега заговорил Орлов. Говорил он медленно, рисуя рукой круги на столе:
— Так вот, о чем тут разговор. О месте, об определенном месте на карте: широта, долгота и точка. Что же в этом удивительного?
— Конечно, место, где водятся соболи! — поспешно подтвердил Олег.
Я взглянул на Петра Андреевича, тот пожал плечами и с улыбкой добавил:
— В общем разговор о бродячих таежных месторождениях. В конце концов нечего играть в прятки. Тут все свои. Вас, Олег, мы считаем за родного, и единственно только Рудольф Рудольфович среди нас новый человек. Но и его занесло к нам хорошим ветром. Поэтому я не вижу никаких оснований, чтобы и ему открыто не рассказать всего. Так вот, — он сделал паузу, — Олег привез письмо от своего дяди, где говорится, что старик Родионыч когда-то спас деда Олега. Да, спас, это написано черным по белому. Больше того, в тяжелые времена заботился также о его семье и детях. Правильно?
Олег растерянно улыбнулся и поддакнул.
Мы вопросительно смотрели на старого охотника. По его морщинистому лицу пробежала усмешка. Затем он уселся поудобнее на скамье и отрицательно покачал головой.
— Ты, Андреич знаешь, что оказать помощь человеку, попавшему в беду, — для таежного жителя закон! Ты тоже поступил бы также. Особенно в те годы, когда тайга скрывала беглых политических ссыльных…
Старик не договорил, провел пальцами по лицу, словно снимая паутинки, помолчал и только после этого начал свой рассказ.
Глава 2
ТЕНИ ДРЕМУЧИХ ЛЕСОВ
Шел тысяча восемьсот девяносто шестой год.
Жил в тайге неустрашимый охотник на соболей и медведей Родион Родионович Орлов.
Жил он один, но нелюдимостью не отличался и компании не избегал, хотя попадал в нее редко: только когда приезжал на ближайшую факторию продавать пушнину и пополнять запасы. Такие поездки продолжались недели, так как до самого близкого населенного пункта было сотни верст. Повсюду Орлов — желанный гость, благодаря своему чистосердечию он приобретал больше друзей, чем завистников. Его упрекали только в одном, особенно родные тетки и бабы-свахи. Напрасны были все уговоры: Орлов утверждал, что жениться еще успеет.
— Смотри не прозевай, парень, — поговаривала тетка Агафья.
Как-нибудь без вашей помощи обойдусь, на охотника, на настоящего охотника, и зверь бежит, — возражал Орлов.
— Тьфу ты, подумать только, бабу со зверем сравнил. Погляди-ка на него! Не думаешь ли, что сама прискачет и будет тебя охаживать? Берегись, чтобы наоборот не вышло!
— Не пугайте меня, тетушка, а то и впрямь я начну девушек бояться…
И Родион оставался холостяком.
* * *В тот год весна наступила рано. В апреле на пригретых солнцем местах уже пробивалась молодая травка. Почки деревьев наполняли воздух пряным ароматом, который смешивался с запахом преющих на земле осенних листьев.
Родион так залюбовался красотой весеннего вечера, что прозевал первых вальдшнепов, появившихся над лесом. Впрочем, он не сожалел об этом. Не хотелось нарушать тишины громом выстрела. Но вот показалась еще стая, птицы летели низко, и Орлов не выдержал. По тайге разнеслось эхо выстрела. Птица перекувырнулась и упала на землю.
Спустилась ночь. Стало прохладно. Охотник быстро набрал ветвей, и вскоре, освещая белые стволы берез, весело запылал костер. В небольшом котелке закипел чай, а ломоть черствого хлеба и кусок копченой медвежатины составили ужин.
…В чаще раздалось блеяние косули, где-то на сопке ей ответила вторая. Откуда-то издалека доносились заунывные крики сов. Подложив в огонь дров, охотник улегся на своем полушубке.
