Джон Кракауэр - В разреженном воздухе
Тем не менее Херроду понадобилось семнадцать часов, чтобы подняться с Южной седловины на вершину. И хотя ветер был не сильный, вершина горы была затянута облаками, а темнота надвигалась очень быстро. Херрод находился на крыше мира в полном одиночестве, он был чрезмерно изнурен, а к тому же у него закончился или должен был вот-вот закончиться кислород. «Это было безумием — находиться на вершине так поздно, да еще и в одиночестве, — говорит его бывший товарищ по команде Энди де Клерк. — Это просто невозможно себе представить».
Херрод находился на Южной седловине с вечера 9 мая до 12 мая. Он испытал на себе свирепость того урагана, слышал по радио отчаянные призывы о помощи, видел Бека Уэзерса, искалеченного ужасными обморожениями. 25 мая, начав свой подъем на вершину, Херрод прошел мимо трупа Скотта Фишера, а несколько часов спустя, на Южной вершине, он должен был переступить через безжизненные останки Роба Холла. Наверное, вид этих тел не произвел сильного впечатления на Херрода — несмотря на очень медленный темп восхождения и вопреки позднему времени, он упорно шел к вершине.
После его сообщения с вершины в 17:15 Херрод больше не выходил на связь. «Мы сидели в четвертом лагере у включенного радио, ожидая Херрода, — объясняла О’Доуд в интервью, опубликованном в Йоханнесбургском «Mail & Guardian». — Мы ужасно устали, и в конце концов сон свалил нас с ног. Когда я проснулась на следующий день около пяти утра, а Херрод так и не вышел на связь, я поняла, что мы его потеряли».
Брюс Херрод был двенадцатым в списке погибших в этом сезоне.
Эпилог
СИЭТЛ
Теперь я мечтаю о нежном прикосновении женщины, о птичьем пении, о запахе земли, растертой в ладонях, о бриллиантовой зелени растений, которые я буду старательно растить. Сейчас я в поисках участка земли, чтобы купить его и населить оленями, дикими кабанами и птицами, вырастить тополя и платаны, устроить пруд, чтобы туда прилетали утки и чтобы в лучах заходящего солнца рыбы в погоне за насекомыми нарушали водную гладь пруда. В том лесу будут тропинки, и мы с тобой потеряемся в мягких изгибах и складках ландшафта. Мы выйдем к кромке воды и ляжем на траву, а какая-нибудь маленькая, скромная деталь пейзажа промолвит — ЭТО РЕАЛЬНЫЙ МИР, ДЕТКА, И ВСЕ МЫ ПРИНАДЛЕЖИМ ЕМУ.
Чарльз Боуден «Кровавая орхидея»Несколько человек из тех, что были на Эвересте в прошлом мае, рассказали мне, что смогли прийти в норму после трагедии. В середине ноября я получил письмо от Лу Кейсишка, в котором он писал:
Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы начать видеть будущее в светлых тонах. Что было, то было. Эверест был наихудшим опытом в моей жизни. Но все это осталось позади. Жизнь не стоит на месте, и сейчас я сосредоточиваюсь на позитивном. Я понял несколько важных истин о своей жизни и о жизни других людей. Я чувствую, что сейчас в моей жизни есть четкая перспектива. Сегодня я вижу вещи такими, какими никогда раньше их не видел.
Лу только что вернулся с уик-энда, который провел вместе с Беком Уэзерсом в Далласе. После эвакуации с Западного цирка Беку ампутировали правую руку ниже локтя. Все пальцы на левой руке были удалены. Нос тоже был ампутирован, а потом его реконструировали из тканей уха и лба. Лу размышляет:
Визит к Беку был и грустным, и жизнеутверждающим. Больно видеть Бека таким: сделанный заново нос, шрамы на лице, утраченная трудоспособность. Бек был в растерянности, он не знал, сможет ли вновь заниматься медициной и подобными вещами. Но тем более замечательно было увидеть, как человек может принять все это и быть готовым снова вернуться к жизни. Он не сдается. Он будет победителем. Обо всех Бек говорит только хорошее. Он никого не винит. Ты можешь не разделять его политические взгляды, но ты поймешь мою гордость, которую я испытал, наблюдая, как Бек обходится своими покалеченными руками. Когда-нибудь придет день, который вернет Бека к активной жизни.
То, что Бек, Лу и другие оказались в состоянии увидеть положительную сторону во всем происшедшем, ободрило меня и в то же время вызвало зависть. Может быть, когда пройдет больше времени, я тоже смогу увидеть в тех событиях что-то хорошее, а не только непосильные страдания, но сейчас я не в состоянии это сделать.
Я пишу эти слова по прошествии шести месяцев с момента моего возвращения из Непала, и каждый божий день я не мог не вспоминать об Эвересте, лишь два-три часа в день он не заполонял мои мысли. Передышки не было даже во сне: образы сцен восхождения и последовавших событий продолжали проникать в мои сновидения.
После того как моя статья об экспедиции была опубликована в сентябрьском номере журнала «Outside», издательство получило необычайно много писем, комментировавших эту статью. Многие респонденты выражали поддержку и симпатию тем из нас, кто вернулся, но было также и множество колких и критических слов в наш адрес. Например, юрист из Флориды заявил:
Все, что я могу сказать, так это то, что согласен с мистером Кракауэром, когда он говорит: «Мои действия — или отсутствие действий — сыграли очевидную роль в смерти Энди Харриса». Я также согласен с ним, когда он заявляет: «[Он находился на расстоянии] каких-то 350 ярдов, лежал в палатке, не предпринимая абсолютно ничего…» Я не представляю, как он может жить с этим.
Самые сердитые письма, и читать их было тяжелее всего, пришли от родственников погибших. Сестра Скотта Фишера, Лиза Фишер-Лукенбах, написала:
Судя по написанному, ВАМ теперь несомненно кажется, что вы обладаете сверхспособностью знать, что именно происходило в умах и сердцах каждого участника экспедиции. Сейчас, вернувшись домой живым и в добром здравии, ВЫ вершите суд над остальными, подвергая анализу особенности их характеров, намерения, поступки и мотивацию этих поступков. Вы изложили свое мнение о том, как следовало бы поступать проводникам, шерпам и клиентам, и высокомерно предъявили им обвинение в неправильных действиях. И кто же огласил этот обвинительный акт? Тот самый Джон Кракауэр, который, уразумев, что надвигается гибельный ураган, спрятался в палатке, чтобы спасти свою собственную шкуру…
Если почитать то, что Вы пишете, то может показаться, что Вы ЗНАЕТЕ ВСЕ. Однажды Вы уже ошиблись в своих ИЗМЫШЛЕНИЯХ по поводу того, что случилось с Энди Харрисом, и этим причинили много горя и боли его семье и друзьям. А теперь Вы испортили репутацию Лопсангу, распространяя свои сплетни о нем.
Читая статью, я вижу, что это ВАШЕ СОБСТВЕННОЕ эго неистово пытается понять смысл того, что произошло. Но никакой анализ ситуаций, критические разборки, суждения и построение гипотез не принесут того душевного покоя, к которому Вы так стремитесь. Ответов нет. Неправых нет. Никто не виноват. Каждый делал все, что мог, исходя из реалий ситуации, с учетом времени и места происходящего. Никто не хотел причинить вред никому другому. Никто не хотел умирать.
