Chatwin Bruce - Брюс Чатвин - Тропы Песен (1987)
— Идет, — сказал Уинстон, прочертив на песке двойную точечную линию.
Понятно, что идет, — сказала миссис Хаустон. — А куда он идет?
Уинстон вытаращил глаза на свою картину, потом взглянул на своего «полицейского».
Бобби подмигнул.
— Я тебя спрашиваю, — повторила миссис Хаустон, нарочито четко выговаривая каждый слог. — Куда идет этот Старик?
Уинстон поджал губы и ничего не ответил.
— Ладно, что это такое? — она ткнула в один из белых кругов.
— Соляная яма, — ответил он.
— А вот это?
— Соляная яма.
— А это?
— Соляная яма. Они все — соляные ямы.
— Значит, Старик идет по соляным ямам?
— Да.
— Ну и история! Не густо, — миссис Хаустон пожала плечами. — А что это за закорючки между ними?
— Питджури, — ответил Уинстон.
Питджури — это слабый наркотик, аборигены жуют его, чтобы подавить чувство голода. Уинстон повращал головой и глазами из стороны в сторону, как человек, нажевавшийся питджури. Зрители засмеялись. Не засмеялась только миссис Хаустон.
— Понимаю, — сказала она. Затем, как бы думая вслух, она начала записывать скелет истории: — Древний белобородый Предок, умирая от жажды, устало бредет домой по сверкающей соляной яме и вдруг находит на дальнем берегу растение питджури…
Она прикусила карандаш и посмотрела на меня, как бы ища подтверждения.
Я любезно улыбнулся.
— Да, прекрасно, — сказала она. — Это хорошее начало.
Уинстон оторвал взгляд от холста и уставился прямо на нее.
— Понятно, — сказала она. — Мне все понятно! А теперь нам нужно сговориться о цене, так? Сколько я заплатила тебе в последний раз?
— Пятьсот долларов, — ответил он угрюмо.
— А какой задаток я давала тебе за эту работу?
— Двести.
— Правильно, Уинстон. Ты все хорошо помнишь. Ну, а теперь придется возмещать ущерб. Допустим, мы вычитаем сотню за реставрацию — и я плачу тебе еще триста? Это на сотню больше, чем в прошлый раз. Тогда мы будем квиты.
Уинстон не шевельнулся.
— А еще мне нужна будет твоя фотография, — продолжала она щебетать. — Думаю, тебе стоит одеться поприличней. Нам нужен хороший новый снимок для каталога.
— НЕТ! — проревел Уинстон.
— Что значит — «нет»? — Миссис Хаустон была ошарашена.
— Ты не хочешь фотографироваться?
— НЕТ! — проревел он еще громче. — Я хочу больше денег!
— Больше денег? Я… я… не понимаю.
— Я сказал: БОЛЬШЕ… ДЕНЕГ!
Она изобразила на лице расстройство, как будто ей приходится иметь дело с неблагодарным ребенком, а потом холодным тоном спросила:
— Сколько?
Уинстон опять загородил лицо руками.
— Сколько ты хочешь? — настаивала она. — Я здесь не для того, чтобы попусту тратить время. Я назвала свою цену. Теперь ты называй свою.
Тот не проронил ни звука.
— Это просто смешно, — заявила она.
Он по-прежнему молчал.
— Я не собираюсь делать других предложений, — сказала она.
— Ты сам должен назначить цену.
Ни слова.
— Ну, давай, выкладывай. Сколько?
Уинстон выбросил вниз ту руку, что была ниже, проделав треугольную щель, и прокричал через нее:
— ШЕСТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ!
Миссис Хаустон чуть не упала со стула.
— Шесть тысяч долларов! Да ты смеешься, что ли?
— А почему тогда вы запрашиваете семь вонючих тысяч долларов за одну мою картину на своей вонючей выставке в Аделаиде?
* * *Принимая во внимание расстановку сил настоящих чудовищ, угрожавших Первому Человеку, нелепо даже предполагать, что племенная вражда или войны были частью изначального устройства общества, нет, — только классические формы сотрудничества.
Ибн-Халдун пишет, что, наделив животных естественными средствами защиты, Бог даровал человеку способность думать. Сила мысли позволила ему изготовлять разные виды оружия — копья вместо рогов, мечи вместо когтей, щиты вместо толстой шкуры, — и устраивать общины для их производства.
Поскольку каждый человек по отдельности был бессилен против дикого зверя — особенно хищного зверя, — то люди могли защитить себя, только держа оборону сообща. Однако в условиях цивилизации обладание оружием, придуманным для обороны от хищников, привело к возникновению войн «всех против всех».
Что же за оружие помогло отогнать такого монстра, как динофелис?
Конечно огонь. Я почти уверен, что когда-нибудь исследователи найдут свидетельства тому, что Homo habilis действительно использовал огонь.
А как же «обычное» оружие или каменные топоры? Бесполезно! Дубинка? Хуже чем бесполезно! Лишь копье или дротик, вроде того, что Святой Георгий вонзает в челюсти дракона, могли бы принести желанный результат: дротик, брошенный с безошибочной точностью молодым человеком в расцвете физических сил.
Демокрит (фр. 154) говорил, что негоже людям хвалиться своим превосходством над животными, потому что во многих очень важных вещах именно они были нашими учителями: у паука мы научились ткать и штопать; у ласточки — зодчеству; у лебедя и соловья — пению.
Список этот можно продолжать до бесконечности: летучей мыши мы обязаны радаром; дельфину — сонаром; и, как отметил Ибн-Халдун, рога навели нас на мысль о дротике.
САСРИЕМ, ПУСТЫНЯ НАМИБСтаи страусов, стада зебр и сернобыков (африканских ориксов) движутся в первых лучах солнца по оранжевым дюнам. Дно долины представляет собой море серых камешков.
Смотритель Парка говорил, что прямые рога сернобыка — идеальное оружие против леопарда, однако на деле они стали ошибкой излишней специализации: два самца, вступая в битву из-за самки, иногда пропарывают друг друга.
Когда мы вышли из машины, неподалеку, за кустом, стоял сернобык. Служитель остерег нас: известны случаи, когда сернобыки насмерть протыкали человека.
Согласно одному библейскому преданию, «знаком», которым Бог отметил Каина, были «рога»: чтобы защищаться от зверей пустыни, которые жаждали отомстить за убийство своего повелителя, Авеля.
Необычный образ из «Моралий» папы Григория Великого: тело Христово как наживка для Зверя.
Третьим изобретением, которое остается невидимым для археологов, была, пожалуй, перевязь — из ткани или кожи, — в которой мать переносила грудного ребенка: это приспособление оставляло руки свободными для сбора корней или ягод.
Таким образом, эта перевязь стала первым в мире средством транспорта.
Вот что пишет Лорна Маршалл о бушменах кунг: «Они переносят детей и пожитки в кожаных накидках. Голые младенцы едут у левого бока матери, их поддерживают перевязи из мягкой кожи дукеров».
