Леонид Платов - Страна Семи Трав
— Совершенно верно! Изучая кухонные остатки, — сказал он просто. — Археологи всегда придавали большое значение кухонным остаткам, так как, изучая их, могли представить себе культуру исчезнувшего народа.
Я извинился.
Спотыкаясь о коряги, Савчук переходил от одного дерева к другому. Мы заразились его волнением. Здесь жили загадочные «дети солнца», варили пищу, охотились, совершали под воркотню ритуальных бубнов свои загадочные обряды.
Почему же в лесу не осталось никаких следов пребывания людей?
На берегу реки я увидел небольшое возвышение, бугор на ровном месте, показавшийся мне странным. Не могильник ли это?
Я подошел к нему и принялся длинной палкой расковыривать толстый слой хвои. Под ним, неожиданно для меня, оказались зола и пепел. Еще глубже зазеленело что-то длинное, свернувшееся пружиной, как змея, изготовившаяся к прыжку.
Не веря своим глазам, я извлек на поверхность скрученный ствол ружья, весь позеленевший от ржавчины.
Савчук, Лиза и Бульчу подбежали ко мне.
Да, это был могильник, но совсем не такой, какой я представлял себе. Здесь были похоронены (предварительно подвергнувшись «сожжению» на костре) самые разнообразные металлические предметы.
Мы вытащили из кучи около десятка ружейных стволов и замков (деревянные ложи сгорели), пять медных котлов, две чугунные сковородки, шесть штук топоров (топорища также сгорели), несколько десятков клинков без рукояток, затем пулелейки, сверла и множество потерявших форму медных вещиц, назначение которых нам разъяснил Савчук. Это были, оказывается, женские украшения: подвески, которые носят на груди и на бедрах нганасанки.
— Что произошло здесь? — изумленно воскликнула Лиза, оглядываясь на Савчука. — Если бы мы еще нашли кости людей, я бы поняла тогда.
— Ну конечно! — подхватил я. — У каких это народов, Владимир Осипович, — кажется, даже у наших предков-славян, — хоронили покойников со всем их скарбом? Торжественно сжигали на огромном костре и…
— Но здесь нет человеческих костей, — ответил Савчук.
— Да, самые удивительные похороны, какие мне приходилось видеть, — продолжала Лиза, в раздумье перебрасывая заржавевший ружейный замок из руки в руку, как горячую печеную картошку, только что извлеченную из золы. — Похороны вещей!..
— Добавь: металлических вещей. То есть самых важных в обиходе жителей Крайнего Севера.
Я обернулся к Савчуку, который не сводил глаз с необыкновенного могильника:
— Неужели все это принадлежало «детям солнца»? Зарыть такой клад в землю? Зачем?..
Этнограф промолчал: погруженный в размышления, он, наверное, не расслышал вопроса.
Некоторое время все сидели неподвижно и молча, глядя вдаль. Лес, темнея, уходил ступенями в глубь ущелья. Перспектива постепенно сужалась, и от этого даль казалась особенно глубокой.
Мы устроили короткий привал подле загадочного «братского кладбища», с удивлением посматривая на кучу металлических предметов, увенчанную медными котлами. Непонятно! Почему «дети солнца» отказались от всего этого богатства и пользовались какими-то деревянными котлами, костяными наконечниками для стрел?
Растянувшись на земле, я сквозь одолевавшую меня дремоту слушал голос Савчука. Этнограф, скрестив ноги, уселся против Вульчу и испытующе вглядывался в его лицо.
А, речь зашла о делах семейных!
Наш проводник зевнул. Савчук ужасно надоедал ему пустяковыми, на его взгляд, вопросами. Этнографа интересовало, почему так малочислен был род Нерхо, из которого происходил охотник.
Вначале тот сердился, обижался, усматривая в этом праздное любопытство, даже каверзный подвох, желание унизить.
— Говорю тебе: большой стал род, — кричал самолюбивый Бульчу. — Слушай, сколько семей!
Он принимался загибать пальцы.
— Но раньше, до революции, был маленький род? — допытывался Савчук.
— До революции, верно, маленький был, — неохотно соглашался Бульчу.
— Почему?
— Беда была. От оспы родичи умерли.
— А где могилы их?
— Не знаю. Где-то далеко на низу. Говорят, умерли во время летней откочевки.
— Стыдно, стыдно. Старый человек, а не знаешь, где могилы твоих родичей…
Бульчу что-то сердито отвечал.
Названия нганасанских родов: Асянду, Нгойбу, Нерхо, Кокары — повторялись в разговоре очень часто с усыпляющим однообразием. Для меня это была абракадабра, и я заснул.
А когда проснулся, то увидел, что и Бульчу сморил сон: он прикорнул в ногах у Лизы. Все участники экспедиции спали. Один Савчук сидел неподвижно все в той же позе, скрестив ноги, похожий на углубившегося в себя толстого Будду. На коленях у него лежал позеленевший клинок ножа.
— Новая догадка, Владимир Осипович? — спросил я сочувственно.
Он пошевелился.
— Вижу, все вижу, — продолжал я. — Находка «братского кладбища» дала новый поворот вашим мыслям.
— Важно понять, — медленно сказал Савчук, — что возникло в тундре раньше: сказка о Стране Семи Трав или сказка о «каменных людях»?
— Какое это может иметь значение? — удивился я.
— Очень большое…
— И это связано с малочисленностью рода Нерхо?
— Начинаю думать, что так.
— Все-таки не понимаю…
— Видите ли, возможно, что произошла ошибка в хронологии. «Дети солнца», к моему глубокому сожалению, не являются пранародом, древнейшим народом Сибири, как мне казалось раньше.
— Что же заставило вас усомниться в первоначальной догадке?
— О, все эти занятные штучки! — Он подбросил на ладони клинок, потом указал им на груду металлолома, извлеченного из ямы. — Они подсказывают мне новое, неожиданно простое решение проблемы. Впрочем… — Савчук оборвал объяснения и взглянул на ручные часы: — Полчаса прошло, Алексей Петрович. Подъем, подъем! Будите товарищей!
Помогая мне поднять на плечи рацию, Бульчу шепнул:
— Ничего не замечаешь?
— А что я должен замечать? — спросил я тоже шепотом.
— В лесу кто-то есть.
— Кроме нас?
— Да.
Мы шагали рядом, негромко переговариваясь.
— Я думал, чудится, — сказал я. — Представь себе, и я ощущаю. Будто кто-то невидимый сопровождает нас по лесу. Неприятное ощущение… — Я поежился.
— А Володя запретил стрелять, — пробормотал Бульчу. (Подобно Лизе, он запросто называл Савчука Володей.)
Я ускорил шаги, нагнал нашего начальника и сообщил о моих и Бульчу опасениях.
— Давно замечаю, — отозвался этнограф. — С первого момента, как вошли в лес. Поэтому и не спал на привале. Теперь надо знаете как? Теперь надо ухо востро!
— А что заметили? — поинтересовался я. — Иногда шорох, да? Негромкий треск, прерывистое дыхание?
— Нет. «Дети солнца» умеют маскироваться. Просто интуитивно, кожей, что ли, чувствую присутствие чужих людей. Неприятно, конечно. Приходится терпеть. Не думаю, чтобы они стали в нас стрелять. До сих пор не стреляли.
