Генри Мортон - От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии
Тем не менее известно, что во время оккупации французами Неаполя кровь отказывалась разжижаться, и это обстоятельство производило плохое впечатление на население. Французский командующий пригрозил застрелить архиепископа и капитул, если через десять минут чуда не произойдет. И оно произошло. В XVIII веке случился большой скандал: князь Сансеверо, изобретатель и химик-любитель, заявил, что может повторить феномен. «Он изготовил дароносицу или раку, похожую на ту, что содержала кровь святого, — пишет Гарольд Эктон в книге „Неаполитанские Бурбоны“, — с сосудами той же формы, наполненными смесью золота, ртути и киновари. Цвет смеси напоминал свернувшуюся кровь. Чтобы сделать ее жидкой по консистенции, в полый ободок сосудов заливалась ртуть. Клапан открывал доступ ртути в сосуды, когда дароносицу поворачивали. Вот так князь развлекал гостей».
Неистовые сцены, разыгрывавшиеся в церкви как до, так и после чуда, напоминали их свидетелям о языческой церемонии. Так и я, выйдя из церковного великолепия на шумную улицу, на каждом углу видел перед собой яркие проявления жизни. Я думал об античном мире, о Древней Греции и персонажах Аристофана. Этот грубый смех, думал я, земная мудрость, фатализм аттической комедии и жесты достались в наследство от Геркуланума и Помпей.
Если хотите увидеть самые красноречивые неаполитанские жесты, присмотритесь к людям на улицах и в кафе. Это не преувеличенное размахивание руками итальянских актеров. Нет, жестикуляция неаполитанцев куда тоньше. Ее можно уподобить искусству мимов. Для беседы она — словно музыкальное сопровождение для песни. Такие жесты невозможно выдумать. Этот молчаливый язык создавался столетиями. Не знаю более красноречивого жеста, чем едва заметное пожимание плечами. Спрашивается: ну что здесь такого? Всего лишь сжатие и расслабление плечевых мускулов, однако он способен выразить недоверие, сочувствие, горе, презрение и целую гамму чувств. Движения рук, глаз и вздохи довершают впечатление. Но, как мне кажется, пожатие плечами — базовый жест, на котором строится молчаливое красноречие неаполитанца. Если северному европейцу задать вопрос, требующий отрицательного ответа, тот — каждый на своем языке — скажет «нет», а южный итальянец не произнесет ни слова, однако сумеет выразить категорическое «нет». Для этого он медленно поднимет голову и устремит твердый взгляд на своего собеседника. Следователи в полиции хорошо понимают этот язык. Жест может означать «да», «нет», «возможно» или «иди к черту!».
Поднятый указательный палец тоже весьма красноречив. Он может призвать к осторожности, выразит недоверие и многие другие чувства. Медленное движение пальца под подбородком — взад и вперед — означает: «можете на меня не рассчитывать». Если человек на секунду приставит этот палец к носу, рту или правой брови, то выразит тем самым разные соображения — от необходимости соблюдать молчание до подозрения в сумасшествии.
Бывает, что водитель в Неаполе, к собственному ужасу, врезается в другую машину или как-то по-другому обижает другого автомобилиста. Вскоре он увидит рядом с собой пару черных глаз. Холодных и непримиримых. Человек может даже улыбнуться ему, или махнуть рукой, или сказать «простите» в попытке усмирить осуждающие глаза, но напрасно. Вскоре он заметит, что обиженный водитель выставил в его сторону кулак с высунутыми наружу пальцами — большим и безымянным. Этот жест ему хорошо знаком. «Господи, помилуй, — думает неловкий человек, — неужели он думает, что у меня дурной глаз?!»
Нет, конечно же, нет! Это не самозащита, такой жест навлекает несчастье. Его можно поместить в каталог вместе со знаменитым жестом V Уинстона Черчилля, только значение у него более широкое. Водитель словно бы говорит: «Если ты еще не носишь рога, то пусть сейчас жена изменит тебе с твоим лучшим другом!» Выразив такие чувства, водитель с непримиримыми глазами исчезает в транспортном потоке.
Будучи в Неаполе, Диккенс отметил, что «здесь все выражаются пантомимой». Он привел несколько хороших примеров. «А вон человек, повздорив с другом, — пишет он, — кладет ладонь правой руки на тыльную сторону левой и поводит большими пальцами обеих, изображая „ослиные уши“, чем приводит противника в бешенство. Сошлись покупатель и продавец рыбы. Узнав ее цену, покупатель выворачивает воображаемый жилетный карман и отходит, не говоря ни слова: так он убедительно объясняет продавцу, что считает цену чрезмерно высокой. Встречаются двое в колясках. Один из них два-три раза притрагивается к губам, поднимает пять пальцев правой руки и проводит горизонтальную черту в воздухе. Другой быстро кивает в ответ и едет своей дорогой. Его пригласили на дружеский уровень в половине шестого, и он непременно придет».
Мне показалось, я заметил несколько жестов, которые я всегда считал греческими, такие как загребание одной рукой воображаемого золота. Это означает богатство, а также легкое подергивание лацкана на пальто и скорбное выражение. Это значит, что человек, о котором идет речь, не представляет никакого интереса. Сильное подергивание обоих лацканов и раздувание щек или междометие «пап-пап-пап» означает, что человек обладает невероятным богатством, а подергивание одного лацкана и печальное раскачивание туловища выражает недоверие, пожелание осторожности или, еще лучше, совет ничего не предпринимать.
3Гуляя по второстепенным уличкам Неаполя, я вышел на пьяццу дель Меркато, где гудела ярмарка. Площадь была пыльная и захудалая. Во время войны она подверглась бомбардировкам, да так и не оправилась. В центре стояла круглая платформа, на которой под аккомпанемент оглушительной музыки дети ездили на маленьких машинках и врезались друг в друга, подражая взрослым и, возможно, репетируя собственную судьбу.
В средние века на площади устраивали казни. Площадь можно увидеть на старых картинах. Там она приятно сельская и одной стороной выходит к бухте, так что люди, поднимаясь на эшафот, видели перед смертью Неаполь. На этой площади произошло важное событие осенью 1268 года, когда династия Гогенштауфенов прекратила свое существование в лице смелого и красивого шестнадцатилетнего мальчика по имени Конрадин.
Его дед, великий Фридрих II, был уже восемнадцать лет как мертв. Папа, ненавидевший Гогенштауфенов, пригласил Карла Анжуйского, брата французского короля Людовика IX, в Италию, с тем чтобы передать ему корону Сицилии, на что тот с радостью согласился. Ему помогла жена, Беатриче Прованская, чьи три сестры были королевами. Это обстоятельство внушало ей такой комплекс неполноценности, что она с готовностью заложила свои драгоценности, лишь бы помочь мужу сделать и ее королевой. Одной из сестер была Алиенора Прованская, королева Англии и супруга Генриха III. К несчастью, амбициозная Беатриче недолго наслаждалась своим королевством: не прошло и года, как она умерла.
