Владимир Арсеньев - По Уссурийскому краю
Оказалось, что эта тропа увела нас далеко в сторону. Мы перешли на левую сторону ручья и пошли у подножия какой-то сопки.
Вековые дубы, могучие кедры, чёрная берёза, клён, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил полумрак. Дерсу шёл медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел себе под ноги. Вдруг он остановился и, не спуская глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил на землю ружьё и сошки, бросил топор, затем лёг на землю ничком и начал кого-то о чём-то просить.
Я думал, что он сошёл с ума.
— Дерсу, что с тобой? — спрашивал я его. Дерсу поднялся и, указав рукой на траву, сказал одно только слово:
— Панцуй (женьшень)!
Тут росло много травы. Которая из них была женьшень — я не знал. Дерсу показал мне его. Я увидел небольшое травянистое растение величиной в 40 сантиметров, с четырьмя листьями. Каждый лист состоял из пяти листочков, из которых средний был длиннее, два покороче, а два крайние — самые короткие. Женьшень уже отцвёл, и появились плоды. Это были маленькие кругленькие коробочки, расположенные так же, как у зонтичных. Коробочки ещё не вскрылись и не осыпали семян. Дерсу очистил вокруг растения землю от травы, потом собрал все плоды и завернул их в тряпицу. После этого он попросил меня придержать растение сверху рукой, а сам принялся выкапывать корень. Откапывал он его очень осторожно. Всё внимание было обращено на то, чтобы не порвать корневые мочки. Затем он понёс его к воде и стал осторожно смывать землю.
Я помогал ему, как мог. Мало-помалу земля стала отваливаться, и через несколько минут корень можно было рассмотреть. Он был длиною 11 сантиметров, с двумя концами, значит — мужской. Так вот каков этот женьшень, излечивающий все недуги и возвращающий старческому телу молодую бодрость жизни! Дерсу отрезал растение, уложил его вместе с корнем в мох и завернул в бересту. После этого он помолился, затем надел свою котомку, взял ружьё и сошки и сказал:
— Ты, капитан, счастливый!
По дороге я спросил гольда, что он думает делать с женьшенем. Дерсу сказал, что он хочет его продать и на вырученные деньги купить патронов. Тогда я решил купить у него женьшень и дать ему денег больше, чем дали бы китайцы. Я высказал ему свои соображения, но результат получился совсем неожиданный. Дерсу тотчас полез за пазуху и, подавая мне корень, сказал, что отдаёт его даром. Я отказался, но он начал настаивать. Мой отказ и удивил и обидел его.
Только впоследствии я понял, что делать подарки в обычае туземцев и что обычай требует отблагодарить дарившего равноценной вещью.
Разговаривая таким образом, мы скоро вышли на Тютихе и здесь нашли потерянную тропинку.
С первого же взгляда Дерсу увидел, что наш вьючный отряд прошёл вперёд.
Надо было торопиться. Километра через два долина вдруг стала суживаться. Начали попадаться глинистые сланцы — верный признак, что Сихотэ-Алинь был недалеко. Здесь река протекает по узкому ложу. Шум у подножия береговых обрывов указывал, что дно реки загромождено камнями. Всюду пенились каскады; они чередовались с глубокими водоёмами, наполненными прозрачной водой, которая в массе имела красивый изумрудный цвет.
В реке было много крупной мальмы. Дерсу хотел было стрелять в неё из ружья, но я уговорил его поберечь патроны. Мне хотелось поскорее присоединиться к отряду, тем более что стрелки считали меня и Дерсу находящимися впереди и, конечно, торопились догнать нас. Таким образом, они могли уйти далеко вперёд.
Часов в пять мы подошли к зверовой фанзе. Около неё я увидел своих людей. Лошади уже были рассёдланы и пущены на волю. В фанзе, кроме стрелков, находился ещё какой-то китаец. Узнав, что мы с Дерсу ещё не проходили, они решили, что мы остались позади, и остановились, чтобы обождать. У китайцев было много кабарожьего мяса и рыбы, пойманной заездками.
Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней река перегораживается от одного берега до другого, а в середине отставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба идёт по руслу к отверстию и падает в решето, связанное из тальниковых прутьев. Раза два или три в сутки китаец осматривает его и собирает богатую добычу.
От хозяина фанзы мы узнали, что находимся у подножия Сихотэ-Алиня, который делает здесь большой излом, а река Тютихе течёт вдоль него. Затем он сообщил нам, что дальше его фанзы идут две тропы: одна к северу, прямо на водораздельный хребет, а другая — на запад, вдоль Тютихе. До истоков последней оставалось ещё километров двенадцать.
Вечером после ужина мы держали совет. Решено было, что завтра я, Дерсу и китаец-охотник отправимся вверх по Тютихе, перевалим через Сихотэ-Алинь и назад вернёмся по реке Лянчихезе. На это путешествие нужно было употребить трое суток. Стрелки и казаки с лошадьми останутся в фанзе и будут ожидать нашего возвращения.
На другой день рано утром мы втроём наладили свои котомки, взяли ружья и тронулись в путь.
Чем дальше, тем тропа становилась всё хуже и хуже. Долина сузилась совсем и стала походить на ущелье. Приходилось карабкаться на утёсы и хвататься руками за корни деревьев. От жёсткой почвы под ногами стали болеть подошвы ступнёй.
Мы старались обходить каменистые россыпи и ступать ногой на мох или мягкий гнилой рухляк, но это мало помогало.
Истоки реки Тютихе представляют собой два ручья. По меньшему, текущему с юга, можно выйти на реку Ното, а по большому, текущему с северо-запада, — на Иман. У места слияния их высота над уровнем моря равняется 651 метру. Мы выбрали последний путь, как наименее известный.
С этой стороны Сихотэ-Алинь казался грозным и недоступным. Вследствие размывов, а может быть, от каких-либо других причин здесь образовались узкие и глубокие распадки, похожие на каньоны. Казалось, будто горы дали трещины и эти трещины разошлись. По дну оврагов бежали ручьи, но их не было видно; внизу, во мгле, слышно было только, как шумели каскады. Ниже бег воды становился покойнее, и тогда в рокоте её можно было уловить игривые нотки.
Каким затерявшимся кажется человек среди этих скалистых гор, лишённых растительности! Незадолго до сумерек мы взобрались на перевал, высота которого измеряется в 1215 метров. Я назвал его Скалистым. Отсюда, сверху, всё представляется в мелком масштабе: вековой лес, растущий в долине, кажется мелкой щетиной, а хвойные деревья — тоненькими иглами.
Заночевали мы по ту сторону Сихотэ-Алиня, на границе лесных насаждений. Ночью было сыро и холодно; мы почти не спали. Я всё время кутался в одеяло и никак не мог согреться. К утру небо затянулось тучами, и начал накрапывать дождь.
