Жюль Верн - Удивительные приключения дядюшки Антифера
Поразительная страна! Из какого неиссякаемого источника мог бы черпать Жильдас Трегомен, если бы у него было время для изучения естественных наук!
Можно быть уверенным, что ни дядюшка Антифер, ни банкир Замбуко не могли бы сказать, состоит ли население Лоанго из белых или из черных. Нет! Их глаза были устремлены в другое место — они искали вдали, ближе к северу, одну почти незаметную, единственную в мире точку, что-то вроде огромного ослепительного алмаза, который весит много каратов[388] и стоит миллионы франков! Ах, как не терпелось им вступить на остров, составляющий конечную цель этого необычайного путешествия!
Двадцать второго мая с восходом солнца судно приготовилось к отплытию. Доставленных накануне слонов погрузили на борт со всеми необходимыми в отношении громадных животных предосторожностями. Эти великолепные представители африканской фауны[389] не испортили бы любой программы в цирке Сэм-Локарта!
По-видимому, взяв на корабль водоизмещением всего лишь в сто пятьдесят тонн таких колоссов, поступили опрометчиво. Ведь подобный груз мог привести к нарушению равновесия! Жюэль тут же поделился этим соображением с Трегоменом. Правда, бимсы[390] у судна достаточно широкие, и оно вытесняло немного воды, что облегчало ход на малой глубине. Обе мачты с четырехугольными парусами расставлены далеко одна от другой, потому что судно такого рода ходит хорошо только при кормовом ветре; если оно и не отличается быстрым ходом, то, по крайней мере, построено таким образом, чтобы для безопасности держаться под защитой берегов.
К тому же и погода стояла благоприятная. В Лоанго, как и на всей территории, прилегающей к Гвинейскому заливу, сезон дождей начинается в сентябре и заканчивается в мае под влиянием ветров с северо-запада. Зато, когда от мая до сентября дожди прекращаются, какая настает невыносимая жара, не помогает даже обильная ночная роса! Со дня высадки в Лоанго наши путешественники худели на глазах, буквально расплавлялись. Ведь больше тридцати четырех градусов в тени! В этих странах, как утверждают некоторые исследователи, не внушающие, впрочем, большого доверия (надо полагать, они уроженцы Буш-дю-Рон или Гаскони[391]), собаки не могут стоять на месте, они должны все время прыгать, чтобы не сжечь свои лапы на раскаленной почве, а кабанов в их логовищах находят сваренными!… Жильдас Трегомен был недалек от того, чтобы поверить всем этим россказням.
«Порталегри» поднял паруса около восьми часов утра. Все пассажиры в сборе — и люди и слоны. И опять путешественники, как и прежде, стали держаться группами. Дядюшка Антифер и Замбуко, более чем когда-либо, были загипнотизированы мыслью о втором острове (какая тяжесть спадет у них с сердца, когда марсовой увидит его на горизонте!). Жильдас Трегомен держался рядом с Жюэлем. Первый, поглощенный одной заботой — хоть сколько-нибудь освежиться,— жадно вдыхал свежий морской ветерок, второй, забыв обо всех африканских морях, погрузился в воспоминания о бретонском Ла-Манше[392] и порте Сен-Мало. Саук и Баррозо не отходили друг от друга, что, впрочем, никого не удивляло, так как они говорили на одном языке, да и, кроме того, ведь только благодаря их встрече судно предоставлено в распоряжение дядюшки Антифера.
Экипаж «Порталегри» состоял из двенадцати молодчиков довольно отталкивающего вида, в большинстве португальцев. Если дядя, погруженный в свои мысли, ничего не замечал, то племянник, пристально наблюдавший за ними, сообщил о своем впечатлении Трегомену. Последний ответил, что при такой температуре трудно судить о людях по их внешнему виду. И, в конце концов, к экипажу африканского судна нельзя предъявлять особых требований.
При господствующих попутных ветрах переход вдоль побережья обещал быть восхитительным. «Portentosa Africa!»[393] — воскликнул бы Жильдас Трегомен, будь ему известен пышный эпитет, которым римляне наградили этот континент. И в самом деле, если бы дядюшка Антифер и его спутники не были так поглощены своими мыслями, они пришли бы в восторг, проходя мимо фактории Шиллю, ибо красотой этого берега нельзя не восхищаться. Один только Жильдас Трегомен не пропускал ничего, стараясь вынести о своем путешествии побольше воспоминаний. И можно ли представить себе зрелище более величественное, чем эти вечнозеленые леса, нескончаемой чередой вздымающиеся уступами по первобытным изгибам почвы и громоздящиеся по склонам прекрасных гор, окутанных горячим туманом! Песчаный берег в разных местах размывается горными потоками, бегущими из густых лесов и не просыхающими даже от тропической жары. Правда, не все эти воды уходят в море; кое-что перепадает и бесчисленным пернатым.
Павлины, страусы, пеликаны[394], нырки[395] оживляют эти чудесные пейзажи. Здесь мелькают стада грациозных антилоп. Там купаются огромные млекопитающие, которым так же легко проглотить бочку этой прозрачной воды, как Трегомену выпить стакан. Это — гиппопотамы[396], похожие издали на розовых свиней; туземцы, кажется, не пренебрегают их мясом.
Но когда Жильдас Трегомен сказал дядюшке Антиферу, стоявшему на носу судна: «Скажи, старина, а не съел ли бы ты копченую ножку гиппопотама?», Пьер-Серван-Мало только пожал плечами, устремив на своего друга тупой, отсутствующий взгляд.
— Он ничего не понимает! — пробормотал Трегомен, обмахиваясь, как веером, платком.
На опушке леса резвилась стая обезьян, с криками и кривляньями прыгавших с дерева на дерево, в то время как «Порталегри» приближался к песчаному берегу.
Заметим, что ни пернатые, ни гиппопотамы, ни обезьяны не испугали бы наших путешественников, если бы они и в самом деле вздумали идти пешком из Лоанго в Маюмбу. Но что представляло бы действительную опасность — так это пантеры и львы, ловкие и быстрые хищники, встреча с ними была бы не слишком приятна. С наступлением темноты торжественную тишину нарушили хриплый рев и заунывный лай. Этот концерт доносился до судна, словно завывание бури. Встревоженные и возбужденные слоны фыркали, храпели в глубине трюма и так сильно топали, что корпус «Порталегри» трещал. По правде говоря, этот живой груз вызывал у пассажиров беспокойство.
Прошло четыре дня. Ничто не нарушало однообразного течения жизни на судне. Все время держалась превосходная погода. Море было таким спокойным, что даже Бен-Омар не чувствовал симптомов[397] морской болезни. Не ощущалось ни килевой, ни боковой качки, и «Порталегри» с тяжело нагруженным трюмом оставался совершенно нечувствительным к волнам, тихо замиравшим на песчаном побережье.
