Леонид Почивалов - И снова уйдут корабли...
Кто-то облокотился на планшир борта рядом со мной, блеснул красным угольком сигареты. Это был Володя Савельев. В полночь ему на ночную вахту.
— Поляки все-таки проиграли… — сказал он. — Только что слышал. В последних известиях…
— Жаль.
— Жаль, — согласился он. Помолчал, попыхивая сигаретой. Вдруг сказал: — У меня никак не выходит из головы эта кукла, оброненная в песок у дома, в котором умер ребенок…
Мы оба молча смотрели на цепочки далеких рыбацких огней.
— …А ведь как нелепо устроен наш мир, — продолжал радист. — В армии я был в авиаполку. Знаете, сколько они за эти полеты сожгли горючего?
— Кто они?
— Американцы. Уйму! Если бы эти деньги туда, в ту деревню! Может быть, и не умерла бы…
Он прав. Нелепо, неразумно устроен наш мир. Вернувшись из той вымирающей деревушки, я сел на трансконтинентальный самолет, который через несколько часов доставил меня в Вену. Здесь мне понадобилось задержаться, и вечером я отправился прогуляться по большому красивому городу. Залитый светом реклам, он выглядел таким беззаботным и благополучным. На одной из тихих улочек набрел на необычный магазин. Он торговал штопорами, только штопорами, п ничем другим. За витриной были выставлены для обозрения сотни штопоров самых разных фасонов и типов, вплоть до таких, которые не стоит показывать детям. Сколько же сил, средств и мастерства вложил человек в эту сущую пустяковину — приспособление для вынимания из бутылки пробки. Я разглядывал лежащие передо мной штопоры, и мне казалось, что в просторном зеркальном стекле витрины за моей спиной полыхает не Вена рекламными огнями магазинов, а сама Африка в смертоносном пламени солнца, как в ядерном пожаре. Я вспомнил увиденную под крылом самолета обугленную африканскую землю. А ведь для тех, кто там живет, всеобщая мировая ядерная вроде бы уже началась.
…Должно быть, небо над нами очистилось от туч, потому что показались звезды. В океане хорошо плыть под звездами, они крупные, чистые, свежие, будто только что поспевшая смородина. Они смотрят в океан со своей непостижимой высоты, а океан отражает их, как зеркало. И кажется, что во вселенной и существуют лишь океан, звезды над ним и звезды в нем.
Гагарин говорил, что из космоса Земля выглядит голубой и хрупкой, как стеклянная елочная игрушка, потому что две трети ее поверхности — вода. И такой благополучной! И не подумаешь, что столько на нашей планете — и на ее суше и в ее океанах — человеческих тревог и несчастий.
Вдруг вспомнился аэродром Палам в столице Индии Дели и невысокий человек в форме советского военного летчика и его чуть растерянная улыбка под напором многих пар глаз, стерегущих каждое его движение.
— Хотите кока-колы? — спросил я его, не зная, о чем спросить.
— С удовольствием! — услышал в ответ, и счастливый сознанием удачи протянул первому космонавту мира бутылку холодной кока-колы, которую только что купил в буфете Делийского аэропорта.
Он выпил содержимое бутылки прямо из горлышка — так ему захотелось пить. Отер губы и наградил меня благодарной улыбкой.
Спустя много лет такую знакомую всему миру улыбку я обнаружил на стене крошечной халупы на небольшом островке в заливе, милях в десяти от Луанды, столицы Анголы. В Анголе еще шла война, и к острову мы добирались на военном катере. Сперва послали туда разведку: не проник ли противник?
На острове оказался состоящий из нескольких домиков поселок, и в одном из домишек на стене я увидел портрет улыбающегося Гагарина. Мне сказали, что в этом домике еще недавно жил механик Луис. Он обслуживал катера португальцев, которые приезжали сюда на рыбную ловлю. Когда началась война, механик ушел в отряды Агостиньо Нето и в одном из боев погиб.
Остались от механика раскладушка у стены, сундук с нехитрыми пожитками и журнальная вырезка на стене. Висела она еще при колониальных властях, а режим здесь был салазаровский, фашистский. За выставленный напоказ портрет русского летчика можно было и поплатиться, но Луис не боялся. Мне сказали, что он вообще никого не боялся. Любил океан, свой остров, людей, которые на нем живут. Ему нравились люди веселые. Такие, как он сам. Вот пришлась по душе улыбка неведомого русского летчика на странице английского журнала, кем-то из португальцев брошенного на берегу, вырезал фотографию и прикрепил к стене. Так и висит.
Новые хозяева дома в память о Луисе сохранили его комнату нетронутой. И фотографию тоже. Как и Луис, они понятия не имели, кто на ней изображен. От меня первого узнали о том, что существовал на свете первый в мире космонавт Юрий Гагарин, улыбка которого так понравилась их земляку.
Где-то на юго-востоке континента стоит на маленьком острове небольшая хижина, и со стены ее улыбается сейчас Гагарин, наверное, проходящим мимо дома видна в окно эта улыбка. А окно хижины смотрит в океан, тот самый, по которому плывет наш «Витязь». Мир неделим.
К Гибралтару мы подходили ночью. Пролив обозначился издали вспышками двух маяков — один на европейском берегу, другой на африканском. Вот мы и добрались до Европы, родной нашей земли. Но сейчас держим курс не к европейским берегам, а к противоположному, африканскому, а марокканский порт Танжер — для бункеровки.
Нам назначили дальний причал у самого выхода в танжерский залив. Многие спали, и на палубах были самые любопытные — захотелось им взглянуть на Танжер ночью. Ко мне подошел Савельев.
— Вы, случайно, не знаете, как по-мароккански «здравствуйте!»?
В этом рейсе Савельев многое получал впервые в жизни. Сейчас впервые «получил» Африку. Будет дома рассказывать: бывал и в Африке!
Когда пришвартовались и спустили трап, увидел, как вслед за занятыми по швартовке матросами по трапу торопливо спустился Савельев. Ступил на грязный, в масляных пятнах асфальт причала, сделал несколько шагов вдоль судна. Постучал каблуком по асфальту. Он — в Африке!
Утром другого дня свободные от вахт отправились в город. Многие в Марокко были впервые. Когда стояли в очереди к вахтенному помощнику за марокканскими полицейскими пропусками на выход в город, я слышал разговоры.
— Марокко — типичная мусульманская страна. Ты что-нибудь знаешь о мусульманстве?
— Очень мало. В самых общих чертах.
— И я тоже. А надобно знать! Время такое.
— Говорят, здесь любопытные образцы мавританской архитектуры…
— А я прочитал в справочнике, что в пятнадцати километрах от города на атлантическом побережье есть пещеры, в которых когда-то скрывались римские рабы. У них там был целый подземный поселок. Даже свой водопровод…
