Уилл Рэндалл - Год в Ботсване
Я улыбнулся и кивнул остальным полицейским, отметив при этом, что среди них был и отец Стеллы. Обычно из школы девочку забирала мать, однако пару раз я все-таки встречал и ее молодого отца, когда он ходил с семьей за покупками. Хотя мы никогда не заговаривали, я был почти уверен, что он знает, кто я такой. За это говорил тот факт, что в подобных случаях Стелла указывала пальчиком через проходы, хихикала и что-то шептала отцу на ухо. Он определенно чувствовал себя неловко и, кажется, не мог выдержать мой вопрошающий взгляд.
— Быть может, переговорим по-быстрому в доме? — предложил инспектор Рамотсве.
— Конечно, конечно, проходите.
За ним последовали и другие полицейские — не столько из соображений безопасности, подумалось мне, сколько из любопытства: интересно же посмотреть, как живет этот legowa.
— Проблема совсем несложная, ррэ. — Инспектор откашлялся и достал блокнот. — Нам необходимо взглянуть на ваши документы. Разрешение на проживание, а также ваш паспорт.
— Конечно, конечно, — радостно согласился я и расслабился. Несомненно, это была обычная проверка: полиции просто надо убедиться, что все в порядке.
Я достал из кармана документы, несколько влажные и измятые, и попытался хоть как-то их разгладить, прежде чем передать представителю власти. Некоторое время назад я принял решение носить с собой важные документы постоянно, мало ли что может случиться.
Инспектор Рамотсве принялся весьма тщательно их изучать, в то время как остальные боролись с искушением начать открывать шкафы и ящики. Наконец он взглянул на меня:
— Видите ли, проблема в том, что нам сообщили, будто эти документы поддельные. Это разрешение на проживание и впрямь выглядит не очень достоверно. В общем, мы получили сигнал и обязаны все проверить.
— Что? Кто вам сказал такую чушь? Разрешение на проживание подписано отцом Блессингса. Вы, конечно же, его знаете — он начальник иммиграционной службы. Может, вам спросить у него, ррэ?
— О да, я знаю это, но есть одна проблема. Отец Блессингса в отпуске и уехал на свое пастбище в Центральном Кгагалагади. Его не будет недели две.
— Так, а как насчет ммэ Чики? Она тоже присутствовала, когда он подписывал.
— Она во Франсистауне. Уехала на похороны. Вернется в понедельник. А до тех пор, пока мы не получим официального подтверждения, боюсь, нам придется забрать вас в участок.
А надо вам сказать, что произошло все это в четверг.
— Может, подождем их возвращения? — улыбнулся я, все еще теша себя надеждой.
Инспектор отвел свои темно-карие очи и сказал, что ему очень жаль, но это невозможно.
Внезапно меня стал разбирать смех. Что за бред?!
— Надеюсь, камеры у вас с удобствами? — нервно хихикая, я рассеянно блуждал по дому, собирая вещи и запихивая их в сумку. Всего за несколько недель два раза оказаться в африканской тюрьме. Ха-ха, вот те на. Ну и дела! Затем меня так же внезапно охватил полнейший ужас. Что со мной будет?
Мы забрались в одну из машин. Отец Стеллы захлопнул дверцу, и мы поехали через буш, безмолвный в такую жару. Впереди нас бесшумно пролетела стайка золотистых птичек и быстро исчезла из виду.
— Так кто сообщил вам подобную ерунду, ррэ?
— Ох, боюсь, не могу вам этого сказать. Это, естественно, конфиденциальная информация. Ррэ, лучше подумайте, кто еще может подтвердить, что ваши документы подлинные?
Вперив взгляд в клубы пыли, рассеивающиеся позади нас, я напрягал мозги, силясь вспомнить, кто же еще присутствовал, когда я получал разрешение. И пока я пытался сосредоточиться, дабы выявить свидетелей того дружеского собеседования, что было у меня с иммиграционным чиновником, в голову закрались и другие тревожные мысли относительно будущего. Кто будет присматривать за детьми завтра утром? Миссис Сичилонго и Кибонье смогут провести занятия, предположил я, но как же крайне важная футбольная тренировка, последняя перед ответственным матчем? Там будет Габамукуни, и он, конечно, поможет, однако в последний раз, когда я назначил его ответственным, а сам в это время проставлял оценки под тенистыми джакарандами, наш садовник удовольствовался лишь тем, что обвел мяч вокруг детей, поиграл им коленями и головой, а затем отправил в сетку вне досягаемости ошеломленного вратаря Хэппи. Кроме того, конечно же, стояла проблема контрольных, которые должна была провести инспекторша. Представляю, как ммэ Моквена будет рада узнать, что временный директор школы заключен в тюрьму по подозрению в незаконной иммиграции, подделке документов и одному лишь Небу известно в чем еще. Я уже видел, как эта дамочка неумолимо берет управление школой в свои руки, щелкает очками, запрещает футбол и начинает изо дня в день муштровать детей. Я же тем временем буду влачить жалкое существование на воде и хлебе, сочиняя мемуары и записывая их на клочках жесткой бумаги, вымоленной у сурового надзирателя.
И тут меня осенило. Ну конечно! Ммэ Моквена! Суровая инспекторша так жаждала проверить мои полномочия, что даже — она сама сказала мне об этом — посетила иммиграционную службу, дабы убедиться, что все в порядке.
Когда мы остановились во дворе полицейского участка, я взволнованно заявил инспектору, что вспомнил, кто может свидетельствовать в мою пользу, и он был весьма удивлен моей нетерпеливостью, особенно когда я схватил его за руку и, пока мы поднимались по ступенькам и входили в стеклянные двери, принялся отплясывать джигу.
— Сейчас проверим, ррэ, — только и сказал он, усадив меня в удобное кресло в приемной, а сам ушел в кабинет.
Вцепившись в пластиковый стаканчик чая из rooibois[73] отнюдь не стимулирующего напитка, я ждал, наблюдая за полицейским персоналом, снующим туда-сюда во исполнение своих служебных обязанностей. Вознадеявшись, что ммэ Моквена окажется моей спасительницей, сколько бы иронии в этом ни заключалось, я сосредоточился на загадке, кто же это предпринял попытку — и, надо признать, весьма удачную — подложить мне такую свинью.
До этих пор мои отношения с местными жителями были неизменно теплыми, а во многих случаях и дружескими. С Клевером мы все так же то и дело встречались за бутылочкой пива в «Крутом кабаке», а Пинки частенько весьма громко и бурно приветствовала меня на улице и даже познакомила со своими не менее эмоциональными подружками. К этому времени я знал родителей большинства детей, и они неизменно выражали свою признательность за все мои старания и от души давали разнообразные советы, как мне лучше устроить свою жизнь в Касане. Экспатрианты, с которыми я общался, были людьми вполне культурными и приятными, а некоторые — пилот Крис, Оливер, Боан и другие — стали моими добрыми друзьями, и мы общались также за пределами «Старого дома». Единственный, с кем я когда-либо обменивался резкими словами, был Дирк, но это было давно.