Владимир Обручев - В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)
Этот совет я, конечно, признал самым благоразумным. Но в общем я решил не загружать товарами весь свой караван и не затрачивать много времени на его продажу, чтобы оставалось время и на раскопки, которые могли дать более интересные вещи. Кроме того, не следовало утомлять верблюдов сразу полной нагрузкой, а беречь их силы для вывоза выкопанных ценностей.
Лобсын вполне одобрил эти соображения, и во второй половине лета мы начали организовывать караван, закупили хороший русский товар: галантерею, крючки, пуговицы, хорошие нитки и другую мелочь и мануфактуру, имеющую особый спрос у мусульманских женщин. От консула я получил справку, что китайский шёлк можно закупить и в Токсуне или Турфане дешевле, чем в Урумчи, куда завозят очень мало шелков тех цветов и сортов, которые в большом ходу в мусульманских городах. Из Токсуна такой товар везут прямо через Карашар в Кашгар. Поэтому из Чугучака половина наших верблюдов могла идти без груза, а остальные везли неполную нагрузку, так что ежедневно можно было чередовать их.
В половине августа мы выступили в обычном составе – я, Лобсын и оба мальчика, которым было уже по шестнадцати лет; они стали уже хорошими помощниками нам не только в отношении сбора топлива, ухода за костром и чайником и пастьбы животных, но и при вьючке и других работах. Мы шли ночными переходами, чтобы не утомлять верблюдов.
В конце августа мы выступили из Урумчи по знакомой и уже дважды пройденной дороге в Турфан. В Турфане я нашёл хороший выбор китайских шелков и закупил их в количестве, достаточном для загрузки половины верблюдов, но не полностью. Отсюда начиналась незнакомая нам дорога, а следовательно, и моё описание её.
В Турфане, на северной окраине глубокой впадины между Тянь-Шанем и Чолтагом, большая дорога из Восточного Китая в Синьцзян делится на две ветви: правая идёт в гг. Урумчи, Чугучак и в Кульджу, левая – в Токсун, Карашар и Кашгар. Правая была нам хорошо известна, по левой нам предстояло идти впервые. Но нас интересовали не Карашар и Кашгар, расположенные на северной окраине пустыни Такла-Макан, а гг. Черчен, Ния, Керия, Яркенд на южной окраине той же пустыни, и я старался узнать, нет ли прямой дороги туда из Турфана или Токсуна. Оказалось, что большая дорога идёт на запад в города Карашар и Курля вблизи большого озера Баграчкуль, откуда можно проехать вниз по реке Тариму к озеру Лоб-нор и вверх по реке Черчен в Нию и Керию. Но при этом пришлось бы сделать большую петлю на запад, лишних дней 10 пути. А по карте, которую я скопировал у консула, было ясно, что из Токсуна можно идти прямо на юг, к нижнему Тариму, срезая эту петлю. По расспросам в Турфане я не мог узнать, ездят ли этим прямым путём вообще. Нам, привыкшим в своих путешествиях с товарами ко всяким дорогам через пустыни, достаточно было знать, есть ли на этом прямом пути подножный корм и вода, как велики безводные переходы, нет ли высоких и трудных перевалов, чтобы рискнуть пройти. Об этом можно было узнать в Токсуне.
От Турфана до Токсуна около 60 вёрст, и дорога идёт по северо-западной окраине Лукчунской впадины. Справа возвышаются плоские холмы и увалы красноватого цвета со скудной растительностью пустыни, а слева расстилается окраина этой впадины с посёлками, садами и полями таранчей на кярызах и ручейках, выбегающих из окраинных высот. Они тянутся узкой лентой вдоль подножия этих высот, а немного далее на юго-восток уступают место заброшенным площадям полей, поросшим уже полынью и колючкой и доказывавшим, что прежде воды для орошения хватало на большую площадь. А ещё дальше в этом направлении видны совершенно голые бурые кочки с белыми налётами солей, напоминающие грубо вспаханное поле и уходящие до горизонта. Это пропитанные солями и гипсом сухие отложения дна Лукчунской впадины, среди которых на юго-востоке синела поверхность соляного озера Боджанте.
За пикетом Дадун посёлки и поля попадались чаще, так как сюда заходили арыки и разветвления реки, текущей со стороны кряжа Даванчин, который мы пересекли с немцами на пути из Урумчи в Турфан. Он тянется дальше на юго-запад, отделяя впадину Лукчуна от впадины Урумчи, и протягивается от вечноснеговой группы Богдо-Улы в Тянь-Шань к высотам Кара-Узень, также увенчанным снегами на юго-западе. В начале этих полей и садов Токсунского оазиса мы ночевали у края сжатого поля кукурузы, оставшиеся стебли которой дали нам материал для костра, но корм для животных пришлось купить в посёлке. На следующий день мы уже к полудню пришли в Токсун и остановились в предместье на постоялом дворе, который нам рекомендовали ещё в Турфане.
В Токсуне мы с удовольствием узнали, что прямой путь на юг к Лоб-нору и Тариму вполне доступен, что на нём имеются селения, вода, даже речки, а первые два перехода совпадают с трактом в Карашар. Надо только запастись сухарями, чтобы иметь запас на случай ночлегов вдали от селений. Ради этого мы остались лишний день в городе.
Первые два дня мы шли по тракту с пикетами. Сначала дорога поднималась по каменистой подгорной равнине северного склона хребта Чолтаг, затем миновала тесное и угрюмое ущелье, где она извивалась между отвесными скалами, в которых каждый стук копыт наших лошадей вызывал громкое эхо. На первом пикете среди скал можно было купить дрова и фураж, хотя очень дорого, но мы имели запас того и другого и ночевали, миновав пикет, в верховьях ущелья у ключа. На следующий день дорога вышла из скал, поднялась на плоский гребень хребта за пикетом Агабулак и спустилась к пикету Узьмедянь; на всём этом протяжении растительность была очень скудная – мы перевалили через Чолтаг; здесь тракт ушёл на запад, а мы продолжали спускаться по пологому холмистому склону на юг, в пустынную долину, отделяющую Чолтаг от хребта Караксыл, более низкого. В долине – следы высохшего озера, песчаные холмы с тамариском, солончаки, заросли камыша, солянок, саксаула. Ночлег был у колодца Шорбулак, где в зарослях моя охота оказалась очень успешной – я подстрелил дзерена, а Очир, наловчившийся в стрельбе из лука, добыл зайца, пока я ходил по зарослям в поисках дичи.
Недалеко от ночлега, вдоль северного подножия Караксыла, тянулась длинная гряда мелкого песка, в 30—40 сажён высоты, накопившегося вокруг каменных и глинобитных хорошо сохранившихся стен какого-то укрепления. Но в долине не видно было жилья, и не у кого было спросить, каких времён эти постройки. Впрочем, степень их сохранности позволяла думать, что им не более сотни-другой лет, а следовательно, интересных для нас кладов они не содержат.
Горы Караксыл мы обогнули с запада и шли дальше на юг по бесплодной долине целый переход до хребта Игерчитаг. Спустившись с него, прошли через заросли камыша, тамариска с отдельными деревьями тополя вдоль небольшого ручья. В зарослях, судя по многочисленным следам, водятся кабаны. На берегу ручья мы с удивлением заметили большую печь, в которой прежде что-то обжигали; судя по куче шлака поблизости, это, вероятно, была свинцовая руда, но остатков жилья по соседству не было; очевидно, рудокопы жили в палатке. Дальше мы встретили группу горок и возле них источник, орошающий площадь длиной около 5 вёрст. Здесь мы встретили семью монголов-торгоутов и остановились на ночлег по соседству, так как у них можно было достать молоко. Лобсын, конечно, разговорился с ними, узнав, что они того же племени, что и он. Они, по его словам, когда-то отбились от орд Чингисхана и остались кочевать в Куруктаге, промышляя диких верблюдов. Лобсын узнал от них, что вблизи одного из источников этой долины, называемой Тунгузлык, имеются стены старинного укрепления и возле них древние могилы. Я на всякий случай записал эти сведения.
