Сесил Форестер - Лорд Хорнблауэр
От сумасшествия его спасла боль в плече, так как тряска на лошади причиняла ему мучения, которые он не мог больше не замечать. Чтобы на время заменить повязку, он просунул свисающую плетью руку между пуговицами сюртука, в результате чего почувствовал некоторое облегчение, а некоторое время спустя облегчение стало еще больше, так как офицер, ехавший во главе колонны, приказал перевести лошадей на шаг. Помимо прочего, его одолевала усталость. Хотя мысли по-прежнему бурлили в его голове, они утратили определенность и логику, напоминая, скорее, картины из ночных кошмаров — пугающие, но расплывчатые. Он впал в некое полубредовое состояние, до тех пор, пока новый приказ перейти на рысь не вырвал его оттуда. Шаг — рысь, рысь — шаг. Кавалерия двигалась по дороге настолько быстро, насколько позволяли лошади, приближая его к моменту свершения рока.
Штаб-квартирой генерала Клозана служил замок, охраняемый полубатальоном пехоты. Пленники и эскорт въехали во внутренний двор и спешились. Графа почти невозможно было узнать из-за серой щетины, покрывавшей его лицо, Браун тоже сильно зарос, а один глаз и щека заплыли от кровоподтека. Они не успели перекинуться ни единым словом, только обменялись взглядами, так как щеголеватый офицер, спешившись, подошел к ним.
— Генерал ждет вас, — сказал он.
— Давайте, вперед, — скомандовал командир гусар. Два солдата подхватили Хорнблауэра под руки, чтобы заставить его идти быстрее, но ноги опять отказались служить ему. Мышцы его совершенно утратили способность сокращаться, а покрытые мозолями ступни не выдерживали даже малейшего соприкосновения с землей. Он попытался сделать шаг, но колени подкосились. Гусары не дали ему упасть, и он предпринял еще одну попытку, но с тем же успехом — ноги разъезжались, как у загнанной лошади, впрочем, по той же самой причине.
— Живей! — рявкнул офицер.
Гусары подхватили его, и почти волоком потащили за собой: вверх по мраморной лестнице, обрамленной портиком, в отделанный панелями кабинет, где за столом сидел генерал Клозан — крупный эльзасец с голубыми глазами навыкате, красными щеками и торчащими рыжими усами.
Когда перед его взором предстали три изможденные фигуры, голубые глаза выкатились из орбит еще больше. Не скрывая удивления, он переводил взгляд с одного на другого, щеголеватый адъютант, проскользнувший в кресло рядом с генералом и приготовивший перо и бумагу, более преуспел в попытке сохранить невозмутимость.
— Кто вы? — спросил генерал.
После минутного колебания первым заговорил граф:
— Луи-Антуан-Эктор-Савиньен де Ладон, граф де Грасай, — заявил он, гордо вздернув подбородок.
Взор округлых голубых глаз направился на Брауна.
— А вы?
— Меня зовут Браун.
— А, слуга одного из тех, кто был вожаком. А вы?
— Горацио, лорд Хорнблауэр. — Голос Хорнблауэра был хриплым: в горле у него совершенно пересохло.
— Лорд Орнблоуэр. Граф де Грасай, — проговорил генерал, переводя взгляд с одного на другого. Он не говорил ни слова — но взгляд его был достаточно красноречивым. Эти два изможденных голодранца — глава одного из старейших семейств Франции и один из самых многообещающих офицеров британского флота.
— Военный трибунал, который будет судить вас, соберется сегодня вечером, — сказал генерал. — У вас есть несколько часов, чтобы подготовиться к защите.
Он не добавил «если считаете нужным».
Хорнблауэру пришла в голову одна мысль:
— Этот человек, месье — Браун. Он военнопленный.
Изогнутые аркой песочного цвета брови взметнулись еще выше.
— Он матрос флота его величества короля Британии. Он выполнял долг, подчиняясь приказам вышестоящего офицера. Вследствие этого он не подлежит трибуналу и является законным комбатантом.
— Он сражался вместе с мятежниками.
— Это не имеет отношения к делу, сэр. Он входит в состав вооруженных сил британской короны в чине …
Никакие усилия не помогали Хорнблауэру подобрать французский эквивалент званию «старшина», и за отсутствием лучшего он употребил английский термин. Голубые глаза вдруг сузились.
— Это те самые доводы, которые вы станете приводить в свою защиту на трибунале, — сказал Клозан. — Это вам не поможет.
— Я говорю не о своей защите, — ответил Хорнблауэр тоном, который не позволял усомниться в его искренности. — Я думаю о Брауне. Вам не в чем обвинить его. Вы сам солдат, и должны понимать это.
Заинтересованность в развернувшемся споре заставила его забыть об усталости, о собственном отчаянном положении. Его глубокое и искреннее беспокойство о судьбе Брауна произвело впечатление на Клозана, которого не могла не тронуть такая забота о подчиненном со стороны человека, который сам вот-вот лишится жизни. Выражение голубых глаз смягчилось, в нем даже проскользнули оттенки восхищения, которые остались незамеченными Хорнблауэром, несмотря на чуткость и острый ум последнего. Для него забота о Брауне казалась совершенно естественной, так что ему даже не приходило в голову, что это может вызвать восхищение.
— Я приму это к сведению, — сказал Клозан. Затем он обратился к эскорту:
— Уведите пленников.
Щеголеватый адъютант что-то торопливо зашептал ему на ухо. Генерал кивнул с присущей эльзасцам важностью.
— Делайте, что сочтете нужным, — сказал он. — Назначаю вас ответственным.
Адъютант вскочил и вышел в холл следом за ними. Прямо за дверью он стал раздавать приказания:
— Вот этого, — указал он на Брауна, — на гауптвахту. Этого, — имелся в виду граф, — поместите здесь, в комнате. Сержант, вы будете его охранять. Лейтенант, вы персонально отвечаете за этого человека — Орнблоуэра. Возьмите двоих солдат, и не спускайте с него глаз. Ни на секунду. Под замком есть темница. Отведите его туда, и оставайтесь с ним. Я буду время от времени проверять. Этот человек сбежал четыре года назад от императорских жандармов и был приговорен к смерти заочно. Он отчаянный, и вы должны быть готовы к любым хитростям с его стороны.
— Хорошо, сэр, — сказал лейтенант.
Каменная лестница вела вниз, к темнице, этому пережитку не столь далеких дней, когда господин поместья был наделен правом низшего, среднего и высшего суда. Теперь, когда перед ними с лязгом засовов отворилась дверь, ведущая внутрь, все говорило о том, что темница давно уже не использовалась. Здесь не было сыро, напротив, все покрывал густой слой пыли. Сквозь высокое зарешеченное окно пробивался луч света, вполне достаточный, чтобы осветить помещение. Лейтенант скользнул взглядом по голым стенам: единственную «мебель» составляла пара железных кандалов, приклепанных к полу.
