Жюль Верн - Ледяной Сфинкс
Будучи частым гостем полярных морей, наш капитан без труда сумел бы распознать наилучший лед; беда в том, что на нашем айсберге его никак нельзя было бы отыскать, ибо то, что было его надводной частью, при перевороте ушло под воду…
Лен Гай и Джэм Уэст решили начать с разгрузки шхуны. Предстояло снять с нее все паруса и такелаж и перенести на ровный лед. Важно было сделать шхуну как можно более легкой, убрав из трюма даже балласт, чтобы спуск на воду проходил в более безопасных условиях. Затем судно можно было бы без труда загрузить снова.
Была еще одна, не менее серьезная причина, требовавшая ускоренной разгрузки шхуны. Было бы непростительным легкомыслием оставлять припасы в трюме «Халбрейн», зная, как непрочно она держится на склоне айсберга. Достаточно было толчка, чтобы она опрокинулась в море. Стоило немного сдвинуться льдинам, на которые она опиралась — и ничто не смогло бы предотвратить самый печальный исход. Если бы вместе со шхуной в пучине сгинула наша провизия, нас ожидала бы плачевная участь.
В первый же день наружу были вынесены ящики с солониной, сушеными овощами, мукой, галетами, чаем, кофе, а также бочонки с джином, виски, вином и пивом. Все это было извлечено из трюма и камбуза и спрятано в трещинах льда неподалеку от «Халбрейн».
Следовало также обезопасить от случайностей нашу единственную шлюпку. Одновременно мы предусмотрели и меры предосторожности на случай, если Хирн и его дружки попытаются захватить ее, чтобы устремиться на север.
Шлюпку вместе с веслами, рулем, стопором, кошкой, мачтами и парусами отнесли на тридцать футов от шхуны и пристроили в выемке, где ее было удобно охранять. Днем опасаться было нечего, ночью же, вернее в те часы, когда все спали, боцману или одному из старшин предстояло караулить шлюпку — так было надежнее.
Девятнадцатое, двадцатое и двадцать первое января ушли на переноску груза и разборку оснастки «Халбрейн». Мачты были застроплены с помощью рей. Затем Джэм Уэст велел убрать стеньгу и топсель, в которых, впрочем, не было необходимости, даже если шхуне придется возвращаться к Фолклендам или другому месту зимовки.
На той же площадке неподалеку от «Халбрейн» был разбит лагерь. Палатками стали паруса, натянутые на шестах, под которыми разместили койки, принесенные из кубрика и кают. Этого укрытия должно было хватить, чтобы переждать под ним ненастье, которое вполне могло налететь в это время года. Погода, впрочем, не менялась, чему способствовал постоянный ветер с северо-востока. Температура воздуха поднялась до 46°F (7,78°C). Что касается кухни Эндикотта, то для нее нашлось место в глубине площадки, у ледяного склона, по которому можно было добраться до верхушки айсберга.
Должен признать, что за все три дня изнурительной работы Хирн не заслужил ни единого упрека. Гарпунщик чувствовал, что за ним неотрывно наблюдают, и знал, что капитан не даст ему спуску. Оставалось сожалеть, что дурные наклонности заставили его принять на себя такую роль, ибо он был наделен силой, ловкостью и смекалкой, выделявшими его среди остальных, и в обстоятельствах, подобных сложившимся, ему просто не было цены. Быть может, в его душе возобладали благородные порывы?.. Быть может, он осознал, что общее спасение зависело от согласия? Догадки догадками, но я пока не мог заставить себя ему доверять, а Харлигерли и подавно.
Метис был готов выполнять самую тяжелую работу, хватаясь за нее первым и оставляя последним. Он трудился за четверых, спал не более нескольких часов в сутки, а бодрствуя, позволял себе передохнуть только во время еды. С той поры как шхуна зависла на склоне айсберга, мы не перекинулись с ним и парой слов. Да и что он мог бы мне сказать?.. Видимо, ему, как и мне, казалось, что теперь исчезла всякая надежда на продолжение нашей злополучной экспедиции…
Иногда я наблюдал, как метис и Мартин Холт стоял бок о бок, выполняя какой-нибудь особенно трудный маневр. Старшина-парусник не упускал случая сойтись с Дирком Петерсом, хотя тот избегал его по известной нам причине. Когда я вспоминал о том, что поведал мне метис про того, кого звали вовсе не Паркером и кто был родным братом Мартина Холта, и о кошмарной сцене, разыгравшейся на «Дельфине», меня охватывал ужас. Я не сомневался, что, прознай кто-нибудь об этом, метис стал бы вызывать у всех отвращение. Все немедленно забыли бы, что именно он спас старшину-парусника, в том числе и сам спасенный, горюющий о брате… К счастью, никто, кроме меня и самого Дирка Петерса. не был посвящен в эту тайну.
Пока продолжалась разгрузка «Халбрейн», капитан и его помощник раздумывали о том, как лучше спустить шхуну в море, и можно догадаться, как им было трудно прийти к окончательному решению. Ведь шхуне предстояло спуститься с высоты в сто футов по желобу, пробитому в западном склоне айсберга. Длина желоба должна была составлять двести — триста саженей. Пока одна бригада разгружала под командой боцмана трюм, другая, повинуясь приказаниям Джэма Уэста, вгрызалась в ледяной монолит, откатывая глыбы, усеявшие склон плавучей горы.
Не знаю, почему я называю эту гору плавучей, ибо она стояла на месте как вкопанная, напоминая остров. Ничто не указывало на то, что она снова может устремиться вперед, отдавшись воле течения. Мимо нас плыли такие же айсберги, направляясь на юго-восток, но наш «стоял», как выразился Дирк Петерс. Правда, его днище могло подтаять и тогда он отделился бы от своей мели… В любую минуту нас мог потрясти удар от налетевшей на айсберг льдины. Что нас ожидает? Оставалось надеяться на «Халбрейн» — на то, что она унесет нас подальше от этих опасных мест.
Работа продлилась до 24 января. Стояла тихая погода, температура не снижалась, и ртутный столбик отделяли от точки замерзания две-три риски. С северо-запада все прибывали новые айсберги — мимо нас проплыла добрая сотня ледяных громадин, и каждая грозила столкновением.
Старшина-конопатчик Харди немедля принялся за ремонт корпуса, замену нагелей и досок обшивки, конопачение пазов. Для этой работы матросы имели все необходимое, так что можно было не сомневаться, что она будет выполнена наилучшим образом. Ледяную тишину сменили удары молотков, приколачивающих наружную обшивку, и колотушек, загоняющих паклю в зазоры. Эти звуки растревожили чаек, турпанов, альбатросов и качурок, которые теперь кружили над верхушкой айсберга, оглушая нас пронзительными криками.
Оставаясь наедине, мы с Леном Гаем и Джэмом Уэстом начинали обсуждать наше положение и способы спасения. Лейтенант сохранял надежду на успех и твердил, что если не произойдет ничего неожиданного, то нам удастся спустить шхуну на воду. Капитан проявлял больше сдержанности. Видно было как при мысли о том, что придется отказаться от попыток спасти людей с «Джейн», у него разрывается сердце.
