Георгий Карпенко - Под парусом в Антарктиду
Вечером принесли отшлифованные форсунки и счет на 165 фунтов. Это выше наших финансовых возможностей, но, странное дело, паники нет. Запустили «Сканию». Работает как часы, чистый выхлоп, давление в норме. Хотя на яхте дел по горло, после обеда сходили в город, прошли по улочкам Портсмута. Все здесь связано с морем, морской историей пропитаны старые постройки набережной, портовые сооружения трехсотлетней давности сохранены, но главное, что бросается в глаза в этой стране, — это дети. Мальчики похожи друг на друга, а вместе они похожи на мальчиков из ансамбля «Битлз». Не знаю, как взрослые, но дети-англичане — это особая порода. Дело не только в одинаковой школьной форме: это вполне определенный свод правил, претерпевший значительную эволюцию и впоследствии многократно тиражируемый уже через генетику. Серега Рождественский сказал мне, что он уезжает, он так решил, уезжает завтра. Мне сразу же вспомнился счет, который принесли за форсунки, и наши перспективы. Хотя я и знал, что это рано или поздно произойдет, что Серега полностью не принадлежит себе, что любая задержка на маршруте заставит его судорожно искать пути быстрого возвращения, почти любой ценой. Отговаривать его было бесполезно, у меня не могло быть иллюзий на этот счет. В принципе я даже был благодарен ему за то, что он своим присутствием на старте сделал реальным почти безнадежное дело. Грустно — с Серегой всегда было здорово.
Погода портилась на глазах, ночью свистело в вантах. Я слушаю этот свист через звукоизоляцию палубы и думаю о своем. Я смогу идти в Трансарктику и в 52 года. Главное для меня будет не перегрузиться, а равномерно распределить грузокилометры по времени. По моим расчетам, моя Трансарктика пройдет с 15 января по 30 июня — пять с половиной месяцев. Это будет «челнок» по дрейфующим льдам с одним полным возвратом с 83-го градуса северной широты на мыс Арктический. А сегодня Питер принес счет за стоянку, еще почти двести фунтов. Это не испортило моего настроения, не потому, что я вконец обнаглел, просто есть варианты и, может быть, Петруха (как зовет его Сергей) пойдет на них. Но это утром.
Я был настроен выходить немедленно, так как, судя по последнему прогнозу на четыре дня, были неплохие шансы дойти до Ла-Корунье. Валерка, правда, не разделял мой оптимизм и больше склонялся к заходу в Брест, да это было бы и неплохо, Франция все же. Но сначала нужно решить денежные дела с Питером, и я предложил оставить ему гарантийное письмо о последующей оплате. Питер несколько минут выяснял этот вопрос с руководством марины, вернулся и сообщил, что платить нужно сейчас. Тогда я предложил ему подумать над вопросом, как реализовать водку, хоть не надеялся, что этот прием может сработать в такой стране, как Англия. Питер и ухом не повел, хотя в его взгляде произошло некоторое оживление на фоне безысходности. С той же индифферентностью он набрал номер по своему мобильному и поговорил, потом сделал еще пару звонков. Трудно было ожидать от англичан такой коммерческой прыти: не прошло и двадцати минут после звонков Питера, как в рубку «Урании-2», с опаской отыскивая опору ногам, стали робко спускаться представители свободной торговли, но уже через десять минут они с коробками прекрасной водки «Смирновъ» бегали по лестницам так быстро, как будто провели на «Урании-2» не одну навигацию. Яхта облегчилась на тридцать коробок, зато вахтенный журнал распирала пухлая пачка фунтов. Мы рассчитались с Питером, в наших движениях появилось спокойное английское достоинство, хорошо дополняющее дружеское отношение, и, не теряя времени, мы отдали швартовы. Вектор наших интересов указывал теперь на Францию, она лежала к востоку от нас, за чистой погибью Ла-Манша.
Пошли дожди, погода испортилась, тучи оставляют след на локаторе, и видно, куда они перемещаются. Получили прогноз, который подтвердил усиление ветра до восьми баллов. Ветер с юга, почти встречный. В рубке музыка — английская станция, но почему-то Битлз почти нет. Но вот песня Джона Леннона, которая сразу же перенесла меня в прошлые зиму и весну, когда по воскресениьям я возил Галку к репетитору, и пока у нее шел урок, я четыре часа, сидя в машине, занимался экспедицией, составлял списки, писал деловые письма и даже успевал заниматься английским. При этом пил из трехлитрового термоса чай с лимоном, ел бутерброды, которые утром готовила Люда, и время от времени ходил в кусты сбросить напряжение. Это было время надежд, приятных грез. Кстати сказать, для многих из нас подготовка экспедиции, особенно в части ее продумывания, стоит во многом самой экспедиции. Это чистое удовольствие, еще не омраченное действительностью.
Хорошо поддувает, волна хаотическая, рядом опять куча судов. Шквалы с дождем. Напряжение на вахтах, в конструкциях, людях. Ночную вахту отстоял на руле бессменно, яхту постоянно приводило. Валерка вслед за мной тоже «схватил шторма», ему досталось даже сильнее, и он запросился в Брест. В темноте мы скрутили оверштаг, а утром, уже при подходе к Бресту, вышли втроем в обвязках и скинули грот. Шквалы при этом были никак не меньше 30 метров в секунду, но волна легла — зашли в тень невидимого пока мыса Сен-Матье. Грот был в нескольких местах порван, и пока мы довольно ходко шли на штормовом стакселе и зарифленной бизани. Идти по морю — это теперь твоя жизнь, хоть ты уже и прожил почти целую жизнь на суше, эта твоя жизнь только сейчас и начинается, и ты наблюдаешь, как это происходит. «Люди, — говорил философ древности, — бывают трех видов: те, кто живы, те, кто мертвы, и те, кто плавает в море». Те, кто в море, не относятся ни к живым, ни к мертвым. В море другая жизнь подчиняет нас, и некоторое время мы живем в ней, в этом состоянии, отличном от жизни земной. Нет, мы мыслим так же — четко и цепко — и знаем, что делать, чтобы спасти себя и лодку. Но это происходит с нами уже в реальности. А потом мы приходим в какие-то новые для нас порты. А в портах мы возвращаемся к себе.
Зашли в коммерческий порт, и нам очень долго искала место портовая полиция и наконец-то поставила третьим бортом к таким же бедолагам, двум большим шхунам. Поляк с одной из них приятно порадовал нас длинной тирадой русской речи, сказанной с умеренным акцентом. Он перепрыгнул к нам на палубу, получил взамен рюмку водки и опять не подкачал — тут же выпил. А у нас целый день впереди: занимаемся сушкой вещей, ремонтом грота, чисткой топливной системы. Узнали прогноз — погода будет налаживаться. Нужно завтра рвать в Бискай. Вечером прогулялись по городу. Общее мнение таково: Франция интересная страна, близкая нам больше, чем любая другая.
Утром выходим в 10 часов. Погода — блеск, морда загорает. На выходе из Брестской бухты рыбаки с лодки вытаскивают на веревках какие-то ящики, похожие на наши мор-душки. В эти плетеные ящики, как мы догадались, заползают то ли креветки, то ли крабы. За входным буем ложимся курсом 214, на Ла-Корунью. На DPS 7 узлов, яхту покачивает, мы начинаем Бискай. Погода спокойная, но по морю еще гуляет вчерашняя зыбь. Плавает много мусора. Поговорили с нашим московским радистом Володей Бонишевским. Я мысленно увидел его дом в окружении громадных сосен в подмосковных Заветах Ильича, а над соснами еще на столько же возвышается массив антенн, с помощью которых происходит радиосвязь с яхтой, идущей по Атлантике. Я представляю, что, глядя на это антенное хозяйство, любой западник сказал бы многозначительно: «У русских и не то есть». В «Авроре» оживление по поводу нашего продвижения. Теперь их очередь сделать неординарный ход. Кстати, сегодня начали экономить на хлебе. Желудок недоволен.
