Джером Джером - Трое за границей
— Да и смысла нет, — кивнул Гаррис. — Мне так и так теперь делать ванную и покупать пианино.
Вошел Джордж. Он был в отличном настроении.
— Ну как? — спросил он. — Все нормально? Получилось?
Такая его интонация мне не понравилась совершенно (Гарриса, как я заметил, она покоробила также).
— Получилось что? — переспросил я.
— Что что? Отпроситься.
Я почувствовал, что настала пора посвятить Джорджа в сущность вещей.
— В женатой жизни, — сообщил я, — мужчина делает предложение, женщина его принимает. Таков ее долг. Вся религия учит ему.
Джордж сложил руки и заморозил взгляд на потолке.
— Над такими вещами можно и пошутить, и поиздеваться, — продолжил я, — но когда оно происходит, оно происходит так. Мы известили своих жен, что уезжаем. Естественно, они огорчились. Они бы хотели поехать с нами. За невозможностью этого они просили бы нас остаться. Но мы разъяснили им свою волю на этот счет, и... И хватит об этом.
Джордж сказал:
— Извиняюсь, но я что-то не понял. Я всего лишь холостяк. Люди мне говорят одно, другое, третье — я слушаю.
— Вот это и плохо. Когда захочешь что-то узнать, приходи к Гаррису или ко мне. По этим вопросам мы сообщим тебе правду.
Джордж поблагодарил нас, и мы перешли к делу.
— Когда выезжаем? — спросил Джордж.
— Что касается меня, — ответил Гаррис, — чем скорее, тем лучше.
Я понимаю, Гаррис предполагал убраться прежде, чем миссис Г. придумает еще что-нибудь. Мы назначили следующую среду.
— Так что за маршрут? — спросил Гаррис.
— Есть идея, — сообщил Джордж. — Я полагаю, друзья, вы, естественным образом, горите желанием совершенствовать свои умственные способности?
— Монстрами интеллекта нам становиться не нужно, — сказал я. — В разумной степени — да, если этого можно добиться без особых затрат и не сильно себя беспокоя.
— Можно, — сказал Джордж. — Голландию и Рейн мы знаем. Вот и отлично, и мое предложение таково. Берем пароход до Гамбурга, смотрим Берлин и Дрезден, там двигаем в Шварцвальд через Нюрнберг и Штутгарт.
— В Месопотамии, как мне говорили, есть совершенно милые уголки, — пробурчал Гаррис.
Джордж сказал, что Месопотамия нам несколько не по пути, а вот маршрут Берлин — Дрезден вполне реален. К счастью или к несчастью, но он убедил нас.
— Велосипеды, я полагаю, — продолжил Джордж, — берем те же. Я с Гаррисом на тандеме, Джей...
— Ну уж нет, — решительно перебил Гаррис. — Ты с Джеем на тандеме, а я — на одиночке.
— Мне без разницы, — согласился Джордж. — Я с Джеем на тандеме, Гаррис...
— Я не против того, что мне причитается, — перебил я, — но тащить Джорджа всю дорогу я не собираюсь. Груз следует распределить.
— Ну что ж, — согласился Гаррис, — мы распределим его. Но при четком условии, что он будет работать.
— Что он что? — переспросил Джордж.
— Что он будет работать, — повторил Гаррис сурово. — Во всяком случае, в гору.
— Черт возьми! — воскликнул Джордж. — А вам самим что, жир растрясти уже не надо, никак?
Этот тандем всегда является предметом размолвки. Человек на переднем сидении полагает, что человек на заднем ничего не делает. Равным образом, человек на заднем сидении полагает, что движущей силой является он один, а человек на переднем сидении главным образом просто пыхтит. Тайна размолвки не раскроется никогда. Когда в одно ухо Благоразумие нашептывает не перетруждаться и не зарабатывать себе порок сердца, в другое Справедливость замечает: «Почему ты должен делать все сам? Это не кэб, а он не твой пассажир», он же сам ворчит: «Что случилось? Потерял педали?» — это бесит и раздражает.
Гаррис на заре супружеской жизни как-то раз попал в серьезную неприятность, от такой невозможности знать, чем занимается человек на заднем сидении. Они с женой путешествовали по Голландии. Дорога была каменистой, и велосипед здорово прыгал.
— Держись! — сказал Гаррис, не оборачиваясь.
Миссис Гаррис показалось, что он сказал «Прыгай!». (Почему ей показалось, что он сказал «Прыгай!», когда он сказал «Держись!», никто из них объяснить не может. Миссис Гаррис считает, что «Если бы ты сказал „Держись”, зачем бы я стала прыгать?». Гаррис считает, что «Если бы я хотел, чтобы ты прыгнула, зачем бы я стал говорить „Держись”?». Горечь тех дней миновала, но на этот счет они спорят по сегодняшний день.)
Как бы то ни было, факт остается фактом: миссис Гаррис спрыгнула, а Гаррис продолжил усердно давить на педали, полагая, что супруга по-прежнему находится у него за спиной. Сначала ей показалось, что он помчался таким образом в гору чтобы просто порисоваться. Они оба в те времена были молоды, и он, бывало, вытворял подобные вещи. Она думала, что наверху он спрыгнет на землю и, облокотившись на велосипед в изящной небрежной позе, будет ее дожидаться. Когда она увидела, как он, миновав вершину подъема, помчался, наоборот, дальше по долгому и крутому спуску, она сперва удивилась, потом возмутилась и наконец испугалась.
Она забежала наверх и стала кричать, но он так и не обернулся. Она посмотрела, как он исчез в роще, на расстоянии полутора миль, опустилась на землю и расплакалась. Утром они немного поспорили, и она подумала — может быть, он обиделся по-настоящему и решил ее бросить?!
Денег у нее не было, голландского она не знала. Подошли люди и стали ее жалеть; она попыталась объяснить им, что случилось. Они поняли, что она что-то потеряла, но что именно — понять не смогли. Они привели ее в ближайшую деревеньку и нашли полицейского. Полицейский, руководствуясь жестикуляцией, пришел к заключению, что какой-то человек угнал ее велосипед. К операции привлекли телеграф, и в какой-то деревне на расстоянии четырех миль был обнаружен молодой горемыка, управляющий дамским велосипедом допотопной конструкции. Его доставили к ней на телеге, но так как никакого интереса ни к велосипеду, ни к мальчику девушка не проявляла, голландцы его отпустили и растерялись.
Между тем Гаррис с большим наслаждением продолжал давить на педали. Ему показалось, что он стал вдруг сильнее, вообще куда более совершенным велосипедистом. Он сказал, обращаясь к воображаемой миссис Гаррис:
— На этом велосипеде мне уже несколько месяцев не было так легко. Я думаю, это все здешний воздух. Он идет мне на пользу.
Потом он сказал, чтобы она не боялась и что сейчас он покажет, как быстро умеет ездить. Он пригнулся к рулю и нажал от души. Велосипед полетел по дороге как птица; фермы и церкви, собаки и цыплята так и мелькали мимо. Старики останавливались и глазели вслед. Дети хлопали ему в ладоши.
