Генри Мортон - Ирландия. Прогулки по священному острову
Англичанин запирается в комнате с грудой книг по ирландской истории и с удивлением понимает, что если бы ирландские события развертывались в какой-либо другой европейской стране, и правящей расой были бы французы, итальянцы, турки, то он, как англичанин, горячо поддерживал бы страдающий народ. Как бы он негодовал, как возмущался бы государством, подавляющим эту героическую нацию! Сколько Байронов кинулись бы на помощь, защищать национальные идеалы страдающей Ирландии!
Мнение об ирландцах сложилось у нашего англичанина из карикатур в «Панче» или, возможно, из художественной литературы восемнадцатого века, а потому он считает, что сопротивление Англии возникло благодаря врожденной страсти ирландцев к кулачным боям, подогретой неумеренным потреблением виски. Теперь он обнаруживает, что это сопротивление сложилось много веков назад, что оно коренится в одной из самых глубоких человеческих страстей — в национальном чувстве. Почему же — спрашивает он себя — ирландцев называют предателями, если в лояльности нам они никогда и не расписывались? Национальное чувство никогда не умирало, даже в те времена, когда Англия и Ирландия, казалось, слились в единую нацию.
Удивительно, что эти качества — неослабевающее упорство и упрямая настойчивость, казалось бы чисто английские черты, — в гораздо большей степени свойственны Ирландии. Борьба ирландцев была последовательной и упорной Когда преследования вынуждали людей к эмиграции, они расширяли территорию сопротивления и возвращались, чтобы воевать за свою страну.
История Ирландии — это история борьбы ирландских кельтов. Их лишали собственности, но подавить не могли. Они находили возможность к сопротивлению, даже если для этого приходилось служить в иностранных армиях. Боролись, иногда безнадежно, в иностранных государствах. Какой-нибудь Мак с вилами чувствовал себя в Ирландии настоящим хозяином страны и отпрыском королей.
Сейчас, впервые после сражения при Кинсейле (сентябрь 1601 года) люди, управляющие Ирландией, — та самая старая гвардия: Маки и О’. Ирландия перестала быть «вопросом» и сделалась нацией.
Каждый человек, какой бы национальности он ни был, должен радоваться тому, что это поколение дождалось окончания борьбы и одержало победу.
8В Манстере я обменивался военными воспоминаниями с бывшим офицером. Он был воинственным гэлом и верил, что настанет день, когда Ирландия исполнит свою миссию: сделает мир по-настоящему христианским. Он рассказал мне историю о сержанте, служившем во Франции. Назовем его сержант Мэрфи.
Мэрфи получил отпуск и отправился в деревню на юге Ирландии. Кажется, это было в Керри. Когда он вернулся во Францию, мой друг спросил:
— Ну что, сержант, хорошо отдохнул? Как дела на родине, чем занимался?
— Я снял форму и обучал шинфейнеров, — ответил Мэрфи.
Эту историю можно счесть анекдотом, но она правдива.
9Дублин — единственная европейская столица, на деле познавшая войну. Берлин и другие столицы, в которых случались неожиданные политические кризисы, строили баррикады, полиция разгоняла бастующих, но ни в одну столицу, кроме Дублина, не входила вооруженная армия.
Ты не можешь пойти пообедать в Дублине, не услышав каких-нибудь воспоминаний, обычно юмористических, о мятеже или о гражданской войне или трагическую историю о ненавистных английских карательных отрядах.
Я пришел в гости к молодому ирландцу, принимавшему участие в борьбе за независимость. Он живет в маленькой вилле в пригороде Дублина. У дома есть палисадник, совсем, как в Англии. Кабинет хозяина был наверху.
— Здесь скрывался Майкл Коллинз, — сказал ирландец.
Дома, в которых Майкл Коллинз находил убежище, так же многочисленны в Дублине, как и английские кровати, на которых спала королева Елизавета. Я осмотрел обычную маленькую комнату: может, увижу то, что следовало бы сохранить и показать будущим поколениям.
Всегда буду жалеть о том, что на пять минут разошелся с Майклом Коллинзом, когда тот был в Лондоне. Он передвигался скрытно, не желая становиться объектом общественного любопытства, тем более что гостиные Мейфэра очень бы этого хотели. Перед подписанием договора многие дамы мечтали зазвать «Мика» Коллинза к себе на обед.
Бывший почтовый чиновник стал удивительным персонажем, одним из тех, кого в судьбоносные моменты истории народы выталкивают на поверхность. Хотя сейчас ирландцы говорят о нем мало, уверен: в будущем о нем станут думать, как об ирландском Красавце принце Чарли. Как и принц Чарли, он был молод, красив, бесстрашен и неуловим. Но, в отличие от Чарльза Эдуарда — которому лучше было бы погибнуть при Куллодене, — добился успеха и умер, прежде чем разрушилась завоеванная им в ходе войны репутация. Удачливые воины — те, кому посчастливится погибнуть в миг победы.
Я разговаривал со многими английскими солдатами и с журналистами, работавшими во время «беспорядков» специальными корреспондентами. Большинство из них, кстати, симпатизировали шинфейнерам. А что касается военного искусства и личной отваги, то о Майкле Коллинзе все говорили с восхищением. Я прочитал о нем огромную книгу в двух томах. Автор — Пиарас Бислей. Тем не менее книга не дала мне живого представления о человеке, в отличие от менее претенциозных и не таких объемных воспоминаний о том времени. Батт О’Коннор, например, написал искреннюю книгу «С Майклом Коллинзом в борьбе за независимость Ирландии». Автор рассказывает о необычайном хладнокровии Коллинза в моменты опасности, а опасность в те дни означала рейд карательного отряда:
Как-то на штаб шинфейнеров на улице Харкорт-стрит в доме 6 было совершено нападение. У Майкла Коллинза был кабинет в этом здании. Он оглушил полицейского, вбежавшего в комнату, после чего спокойно вышел из помещения, притворившись незначительным конторским служащим. Поднялся наверх и бежал через слуховое окно.
Его бумаги попали в руки налетчиков, и, поскольку помещение в доме 6 стало бесполезным, он велел мне купить выставленный на продажу дом на этой же улице — № 76.
Поскольку я занимался продажей недвижимости, мне нетрудно было покупать дома, не вызывая подозрений. Нам требовалось осторожно переехать, не вызвав подозрений не только у врагов, но и у людей, с которыми мы вели дела. Шинфейнеры не были в чести у имущего класса. Владелец дома на Стивен-Грин отказался продать недвижимость, когда узнал, что дом станет одним из наших офисов.
Мы научились держать язык за зубами. Когда мне поручали купить дом для одного из наших отделений, я покупал его для «клиента» или «приятеля», которому хотелось приобрести «хорошее жилье в Дублине», или «для бизнеса». Дом покупался на чужое имя.
