Михаил Черемных - Возвращение в Сары-Черек
Она запомнилась. Мы ходили по единственному перекрестку Каравана и рассматривали достопримечательности целый день. Грели Сашку в магазинах, пока они были открыты. Несколько часов толкались на безобразной и грязной автостанции, где скопилось множество народу. А затем, в битком набитом автобусе, вслушиваясь в непонятную киргизскую речь – смех, возгласы, шутливые интонации мужчин, женщин с детьми, сидящих почти друг на друге, с мешками, сумками, какими-то покупками, вроде тазов или детских велосипедов, но совсем не унывающих, напротив – улыбающихся нам и друг другу приветливо и добродушно – тряслись часа три или четыре, пока не прибыли в Аркит, в заповедник. Было 29 февраля 1980 года.
До Каравана на нашем пути был Ош – город областной, уступающий по населению может быть только узбекским городам в Фергане – Намангану, Андижану, Коканду. Тем не менее, Ош равновелик этим городам и он значительно более знаменит, так как всегда был любим путешественниками. Здесь благодатный климат – не слишком жарко летом и не холодно зимой. В Оше была, а может есть и сейчас, крупнейшая база Академии наук, находилось несколько крупных автотранспортных предприятий, где можно было арендовать машины для поездок в горы, останавливались экспедиции перед решительным броском на Памир, базировались туристы, альпинисты и просто искатели приключений. Вчера остановились в гостинице «Алай». Сегодня, отдохнув, вышли на улицы. В пестрой толпе прохожих, в равных пропорциях встречались киргизы, узбеки, европейцы и реже другие – уйгуры, таджики… Город с 250-тысячным населением, многонациональный – столица южной части Киргизии. У него многовековая история, связанная со знаменитыми именами, в том числе царственными. Пошли вдоль узкой улицы, на которой много магазинов.
Бросилась в глаза особенность восточных рынков – здесь всё выставляется на прилавок, под бороды и под рукава потенциальных покупателей. Сахар рассыпают по прилавку большой конусовидной горой, чтоб было видно, каков он. Так и другие сыпучие продукты – крупы, зерно, сухофрукты, сладости… Прямо отсюда их и продают. Я понимаю, можно рассыпать по прилавку моющийся продукт, но рассыпать сахар… Везде видны плоды садов и огородов, перечислять которые нет необходимости. Везде мы видим торговцев хлебом с большими корзинами, продающими лепешки, от серых, заменяющих здесь черный хлеб, до белых или янтарно-желтых. Они разложены румяными, ароматными стопками. Лепешки – главный хлеб в Средней Азии. Другие хлебные изделия здесь мало кто замечает. Без лепешек не обходится ни одна трапеза. Их ломают, окунают в мед, в сметану, как бы черпают ими эти деликатесы из общей миски, и они действительно становятся вкуснее, чем если бы были взяты ложкой. В этом нет ничего удивительного, и традиционный плов здесь берут руками из общей посуды, сложив пальцы ложечкой, и несут в рот, хорошо облизывают, но оставшиеся рисинки (как, такого слова нет в русском языке?) стряхивают обратно в чашку, это считается хорошим тоном, и снова берут плов. Кто брезгует – остается голодным и таких, как правило, нет. Русским могут дать ложки, но не отдельную миску. Таковы обычаи. Чай наливают понемногу, плеснут на три глотка, как только видят, что ты с ним расправился – сразу же подливают свежего, горячего, а ты чувствуешь заботу. Если налили и поставили перед тобой полную чашку, что-то тут не так, выпивай, уходи – или требуй объяснений.
Посудная лавка в Оше. Начало 20 в. Рисунок из книги «Ошская область, энциклопедия», Фрунзе, 1987 г.
С улицы магазинов завернули на рынок. Он старый, древний. Таким он был и 50 и 150 лет назад. В землю вкопаны толстые столбы из арчи метра три высотой. На них крепятся стены, держится крыша. Прилавки из досок до черноты отшлифованы бесчисленным количеством прикосновений. Торговцы приходят сюда как на праздник. Я вижу старого неторопливого узбека. Его движения точны, ловки. Полвека назад, молодым человеком, он приходил сюда, садился на эти доски. Удивительно, рынок не многолюден, мало того – он пуст. В какой-то миг мне показалось, что мы здесь одни. Кругом пустые прилавки. Почему? Мы пришли слишком поздно? Так и есть. К обеду рынок пустеет, так как все значительные товарно-денежные операции происходят рано утром. Но это не относится к узбекским рынкам, которые даже вечером полны народа. Тем не менее, и здесь торгуют узбеки. Киргизы редко выступают в качестве продавцов, да и узбеки оптом скупают у них мясомолочную продукцию, если таковая есть, и держат монополию торговли в своих руках. Я был удивлен немноголюдностью ошского рынка с которым, как пишут путешественники, «не может сравниться даже знаменитый ферганский… Здесь можно съесть жирный кашгарский лагман или сочный шашлык из гиссарского барашка, запить еду алайским кумысом, побрить голову без мыла у узбекского цирюльника, купить маргеланский нож и памирские джурабы, послушать наманганских зурначей, сторговать за полтину ведро местных помидоров, а при желании – узнать судьбу у гадальщика уйгура, ловко кидающего кости. Ош это город-базар…» Словом, все удовольствия (O. E. Агаханянц, 1987, не преувеличивает).
Просмотрев рынок, мы вышли к побережью Ак-Буры. Полноводная в прошлом речка почти пересыхает. Даже зимой в ней очень мало воды, которая, не достигая Оша, поступает в водохранилища. Летом она вся изымается на орошение. Мы видим голые валуны по её широкому днищу и маленький ручеёк по центру. Многочисленные чайханы, столовые, ресторанчики повисли над Ак-Бурой специфически решив проблему канализации. Все сбрасывается в Ак-Буру, в том числе и мусор. Походив по городу, я один решил подняться на Сулейман-Гору – его главную достопримечательность, с древних времен названную так по имени царя Соломона. У подошвы горы был мавзолей с гробницей Соломона, который, по туземному преданию, был основателем города. Есть и другая версия. До 16-го века эта гора носила название Бара-Кух (Красивая Гора). После того, как у её подножия был похоронен мусульманский пророк – Сулейман-Шейх, она стала называться Сулейман-Горой. Что касается названия самого города, то возможно, оно имеет связь с восклицаниями погонщиков скота, когда они погоняют его, то кричат: «ош!», «ош!» Так и возник Ош – ровесник Рима, на месте стоянок погонщиков скота, у подножия Красивой Горы.
Гора является частью Оша, она начинается прямо от улиц города, которые заканчиваются уткнувшись в неё. Это четырёхглавая скала, возвышающаяся над окружающей местностью на 160 метров, абсолютная высота её 1167 метров над уровнем моря. Поверхность её сильно выветрена, обмыта и сглажена. Растительность стравлена скотом. Среди скал встречаются причудливые пещеры и вымоины.
Сулейман-Гора – одна из святынь ислама. На одной из её вершин стоял миниатюрный белый домик знаменитого Бабура. Я двинулся по тропинке, обошел небольшое мусульманское кладбище слева, вышел к скалистому выступу у правой седловины и сел передохнуть. В пыльном мареве раскинулся перед мной Ош. Каменные здания еще значительно уступают, по занимаемой площади маленьким домикам, утопающим в зелени. Широких, больших улиц немного. Словно все звуки города достигают моего уха. Здесь шум машин, лай собак, крики петухов, какие-то непонятные звуки и общий гул… Ярко светит солнце, пригревая мне бок, летают мошки или мухи, зеленеет трава, а ведь февраль. Седловина горы вплоть до дороги (до улиц), засажена деревьями, еще не выросшими до средней величины. Сейчас они стоят без листвы и просматриваются насквозь. Интересны скальные выступы, в нескольких местах венчающие гору. Они отвесны, усеяны пещерами, нишами, трещинами, уступами. Я осматриваю одну из пещер к которой вывела широкая древняя тропинка – моя первая тропинка в Средней Азии. Пройдя внутрь, я увидел, что у пещеры в верху несколько отверстий и сама пещера круглая, будто находишься внутри огромного черепа. Существуют разные предания… Однако вернемся в Караван.
Город Ош, вид на Сулейман-Гору. Рисунок из книги «Ошская область, энциклопедия», Фрунзе, 1987 г.
Мы вышли за село, за Караванную гору, как мне сказали – Унгар или Унгур[6], углубились в предгорья начинающихся здесь отрогов хребта Бозбу-Тау, с выходами камней, щебнистыми поверхностями склонов и с желтыми аспектами травостоев. Что касается названия горы, то вероятно, здесь существует путаница. Это еще не Унгар. Даже если кто-то показал на эту гору, сказал Унгар – он мог не знать. Караванная гора – небольшой, конической формы холм при въезде в село Караван. Это предгорья Бозбу-Тау. Унгар, или Десять Пещер, находятся прямо напротив Зоркента, по эту сторону реки Паша-Аты, представляя собой западную часть Бозбу-Таусских гор, отрезанную межгорной долиной. Вход на Унгар удобнее сзади, со стороны перевала Бит-Муйнак. Я рассматривал этот мрачноватый кряж, верхняя отметка которого близка или превышает 2 тысячи метров, с крутыми бортами и пологой вершиной. Он величественно возвышается над межгорными долинами, окружающими его со всех сторон. Растительность стравлена скотом, деревьев не видно, в складках рельефа обильны кустарники. На этом бы и закончилось моё описание горы Унгар – части Бозбу-Таусских гор, которым посвящена эта глава, но вот я открыл тетрадь записей рекогносцировочных облетов на вертолете, сделанных прошлым летом. Тогда, в 1985 году, мы, совместно с сотрудниками ташкентского Госцентра «Природа», несколько недель летали над Киргизией на самолете Ан-2 и на вертолете Ми-8, высматривали в иллюминаторы, открытую дверь и через кабину пилотов – лесные, кустарниковые и даже травяные, если можно дешифрировать, массивы в глубине ущелий. Мы дрожали от холода на ветру алайских высокогорий, а через час парились в 40-градусной жаре, посадив машину где-то в степях Ферганской долины. Летели над высокогорьями, над 6-тысячными вершинами высочайшего Алайского хребта. Развернулись на ущелье Сох, туман застилал перевал. Снова вышли на Кара-Суу (алайскую), летим над отрогами, какими-то демоническими нагромождениями скал, снегов, безжизненных трещин. Все сложено из льда, камня, лишь значительно ниже, в зарождающихся долинах видны красновато-бурые пятна вегетации. Куда? Где? Дрожа от холода, я перестал писать, засунув руки в карманы… И другой эпизод. Мы летим на Ми-8. Ближе к хвостовой части просторного салона находится прикрепленная к полу большая емкость с горючим. Она была почти полная, и горючее просачивалось, через неисправный кран внизу емкости, растекалось по полу. Там поставили пиалу и горючее капало в неё. Наш начальник ворчал, видя в этом реальную опасность пожара, пилоты покуривали, открыв дверь, подставив к проёму табуретку, а наши храбрые женщины – Людмила Ефимовна Маркова и Галина Григорьевна Малыхина – не на шутку развеселились. Грустное и смешное рядом. Я отвернулся к иллюминатору и больше не поворачивался, чтобы не видеть этого безобразия. Вот что я записал, пролетая Унгар-Тюте: «…то же самое можно сказать и о кряже, прикрывающим район Наная от Ферганы. В начале июня северные пологие его склоны имеют зеленовато-бурый аспект полынников. Южные экспозиции бурые, точечно-зеленые, это эфемеретум, с куртинами вишни тяныпаньской. Верхняя часть кряжа разряжено-закустарена, с редкими деревьями абрикоса или боярышника. Примыкающая к долинам часть предгорий с кошарами, дорогами и поселками, имеет характерный аспект бородачевой формации. В другой конечности, со стороны Ферганы, в нижней части этого горного сооружения видны густые лесные насаждения – несомненно, посадки…»
