Йоханн Висс - Швейцарский Робинзон
Однако наслаждаться покоем пришлось недолго. Громкий лай бдительных псов и беспокойное ерзанье кур на коньке палатки разбудили и меня, и жену, и старшего сына. Взяв ружья, мы вышли наружу.
Свет от луны позволил узреть страшную картину: почти дюжина шакалов окружила догов; наши храбрецы уже уложили на поле боя трех или четырех врагов, оставшиеся в живых расселись кружком, выли и пытались перенять у догов позиционные преимущества. Но собаки были настороже: рычали, крутились во все стороны и не подпускали наглых пришельцев.
Фриц и я прицелились и несколько раз выстрелили. Двое нарушителей ночного покоя остались лежать на песке, другие с перебитыми лапами обратились в бегство. Турок и Билли догоняли раненых, валили наземь и разрывали, а потом, когда битва уже закончилась, насыщались вволю своей добычей, опровергая распространенное мнение, будто собаки весьма неохотно поедают мясо лисиц и волков, своих ближайших сородичей.
Когда вновь наступила тишина, матушка позвала нас в палатку; Фриц испросил разрешения пойти и принести убитого им шакала, чтобы утром показать братьям. Мы позволили, и он с большим трудом приволок хищника, который был величиной с крупную собаку, хотя и не столь большую, как наши доги.
Я, как бы между прочим, сказал, что, если Турок и Билли возвратятся с поля сражения не насытившись, этот шакал будет отдан им на съедение в награду за бдительность и храбрость.
На том и порешили. Шакалий труп положили недалеко на скале, а сами снова залезли в палатку, где малыши спали непробудным сном, не слыша ни звериного воя, ни выстрелов. Мы задремали рядышком, пока петух пронзительным криком не возвестил наступление нового дня. Я разбудил жену, чтобы наедине обсудить ближайшие планы.
— Ах, моя дорогая! — начал я. — Нам предстоит столько всего сделать, что голова идет кругом. Совершенно необходимо пробраться на корабль; может, скотина еще не подохла с голоду, к тому же там много полезных для нас вещей. Да и на берегу работы невпроворот, ведь нужно найти другое жилище.
— Так или иначе справимся, — успокаивала меня жена. — Вот увидишь, дорогой, терпение и труд все перетрут. Признаться, я сама с тревогой думаю о предстоящей экспедиции на корабль, однако понимаю, что сейчас это главное, остальное может подождать.
— Да будет по-твоему, — поддержал я ее. — Ты останешься с меньшими; а Фриц, как самый старший и сильный из ребят, поедет со мной.
С этими словами я вышел из палатки и громко крикнул:
— Вставать, дети, вставать! Сегодня у нас дел по горло. Утренние часы на вес золота!
Моя юная команда пробудилась не сразу; ребятишки громко зевали, потягивались, снова засыпали. Только старшего словно ветром сдуло, он метнулся к своему шакалу. Труп за ночь закоченел, и Фриц выставил его напоказ перед входом в палатку, сгорая от любопытства, как отреагируют на это зрелище младшие братья. Но едва собаки заметили ночного врага, как сразу ощерились, залаяли. Фриц приструнил их, не повышая голоса, что меня, кстати сказать, очень порадовало. Теперь и малыши в палатке заинтересовались причиной беспокойного лая собак. Они выползали один за другим, и даже обезьянка не удержалась и осторожно выглянула. Увидев шакала, она нырнула обратно, забилась в дальний угол и зарылась в мох и траву, только одни глаза виднелись. Ребята же были в восторге и гадали, кто же стоит, точно на вахте, перед входом: Эрнст решил, что это лисица, Жак принял шакала за волка, а Франц — за желтую собаку.
Фриц только посмеивался над братьями, те обиделись, но мир вскоре был восстановлен; теперь мы начали размышлять, чем бы позавтракать. Поступило предложение открыть ящик с сухарями. Но зачерствелые сухарики оказались нам не по зубам. Фриц занялся осмотром бочки с сыром, а Эрнст прокрался к другой выловленной бочке, окидывал ее наметанным взглядом. Вдруг он воскликнул, сияя от радости:
— Ой, папа, будь у нас масло, все было бы в десять раз вкуснее.
— Вечно ты со своим «если бы да кабы»! — выразил я недовольство. — Хватит фантазий. Дорога ложка к обеду.
— Кто может открыть бочонок? — не унимался Эрнст.
— Какой и для чего?
— Для чего? Чтобы достать масло, вон там в большой бочке. Она не пустая, на стыках жирное проступает. И маслом пахнет.
— Ну и нюх у тебя! Хвалю. Если правду говоришь, первым получишь в награду кусочек масла.
Мы подошли к бочке, и я увидел, что мальчик прав. Хотелось, правда, достать масло и не испортить при этом бочку. Фриц предложил сбить самый первый обруч и вскрыть крышку. Но я не согласился: бочарные клепки разойдутся, и днем в жару драгоценный жир немедленно растопится и вытечет.
Решили поступить иначе: просверлить отверстие в бочке и понемногу доставать масло с помощью маленькой деревянной лопаточки. Скоро мы окружили бочку и заполнили наши кокосовые скорлупки прекрасным соленым маслом. Конечно, сухарики не стали мягче, но, поджаренные на огне, смазанные предварительно маслом, они получились превкусными. Правда, мальчики, иногда слишком усердствуя, сжигали лакомство, и его приходилось выбрасывать.
Пока мы завтракали, собаки лежали спокойно, всем своим видом показывая, что такая еда их не интересует. Кровавая бойня не прошла для них бесследно: в разных местах на теле, особенно на шее, были видны покусы и раны. Но доги зализывали их, помогая друг другу там, где достать самостоятельно было трудно, к примеру, вокруг шеи.
— Вот если бы на корабле нашлись для Турка и Билли ошейники с шипами! — подумал вслух Фриц. — Если шакалы напали на наш след, не исключено, что они еще раз объявятся и отомстят собакам за вчерашнее.
— Чур я! — отозвался Жак. — Я могу сделать ошейники, и неплохие! Если мамочка, конечно, поможет!
— Обещаю, мой милый хвастунишка, — сказала матушка, — посмотрим, что ты надумал!
— А ну-ка, дети, — добавил я, — проявите снова находчивость и смекалку. Хвала и честь тому, кто придумает полезное. А сейчас займемся насущными делами. Ты, Фриц, собирайся в дорогу, отправишься со мной на корабль; спасем то, что еще можно спасти. Малыши остаются при матушке. Будьте послушными и прилежными!
Перед отплытием мы договорились поставить на берегу высокий шест с парусиной вместо флага, видимый с разбитого корабля в подзорную трубу; опущенный флаг и три выстрела послужат для нас с Фрицем сигналом к немедленному возвращению. Еще я убедил матушку не бояться провести одну ночь с детьми, если нам придется задержаться на судне.
С собой мы взяли только ружья и боеприпасы, поскольку еды на корабле хватало. Фриц упросил меня включить в нашу команду и обезьянку, так как очень хотел напоить ее козьим молоком. Мы молча взошли на борт катамарана и оттолкнулись от берега. Фриц изо всех сил налегал на весла, а я был рулевым. В середине бухты, уже довольно далеко от берега, я заметил: кроме уже известной нам протоки есть еще и вторая — через нее ручей неподалеку впадал в бухту, с шумом неся свои воды в океан. Я тотчас сообразил, что именно эта протока поможет нам без усилий выйти в открытое море; плохим ли или хорошим я был рулевым, но скоро наш кораблик, словно перышко, помчался по воде; оставалось только не сбиваться с нужного курса. Так мы преодолели большую часть пути. А потом, когда течение было уже не столь сильным, отдохнувшие, снова налегли на весла, благополучно въехали в чрево разбитого судна и закрепили там покрепче нашу посудину.
Фриц сразу схватил обезьянку и, не сказав ни слова, бросился на верхнюю палубу, где находились животные. Я последовал за ним, гордый его поведением, его готовностью помочь божьим тварям. Господи, как они обрадовались нашему появлению! Лизали нас, ластились, мычали и блеяли, издавали невероятные звуки всех тональностей… Ясно, что дело заключалось не в корме и не в питье — его на корабле оставалось предостаточно. Они соскучились по человеку. Обезьянку мы подложили к козе, и она, гримасничая, жадно сосала непривычное для нее молоко, чем очень смешила нас. Накормили и напоили скотину и только затем позаботились о собственной плоти, поели то, что было под рукой.
Мы решили прежде всего поставить мачту с парусом на бочковом кораблике, чтобы на обратном пути с попутным ветром возвратиться к нашему жилищу.
Я отыскал обломок рея, который вполне годился для мачты, и еще другой, потоньше, на который надеялся укрепить парус. Фриц проделал долотом дыру в доске, чтобы потом вставить в нее мачту. А я в трюме отрезал от большого рулона парусины часть в форме треугольника. Потом принес тали, намереваясь укрепить их вверху на мачте, чтобы парус в любой момент можно было поднять и опустить. Когда Фриц закончил свою работу, мы приделали поперек нашего суденышка доску с отверстием, а тали подвесили на верхушке мачты, чтобы можно было менять положение блоков. Затем протянули трос, привязали к нему длинную кромку паруса и опустили мачту через отверстие в доске на дно кораблика. Для большей прочности и надежности быстро, за несколько минут, укрепили мачту кронштейном.
