Михаил Володин - Индия. Записки белого человека
— Дать тебе мой адрес? — спросил я, садясь в повозку.
— Не надо, — быстро ответила Даниэль. — Сделай что-нибудь, чтобы я узнала.
Она повернулась и пошла в гору, к той самой гостинице, из которой я только недавно выехал.
Что нужно сделать, чтобы другой человек, живущий за тысячи километров от тебя, понял, что ты есть, что не умер, что помнишь о нем? Как дать ему об этом знать, не поджигая Александрийской библиотеки? Тогда в спальном автобусе, едущем из Манали в Дели, мне впервые пришла мысль о книге, в которой можно будет рассказать о тех, с кем — пусть всего на мгновенье — повстречался на дорогах Индостана. Ведь книги — такие странные создания, никогда не знаешь, куда они попадут и кто их прочтет.
Я представил себе своего спутника Гошку; и огромного голубоглазого Жору, который при встрече в Понди все удивлялся, как это я угадал в нем соотечественника; и влюбленных в Индию Муни с Леной с сайта индостан.ру, с которыми трижды за полгода пересекался мой путь, и братьев Свята и Юру из Гоа, названных в честь сыновей Николая Рериха, и Катю с Машей с почему-то грустными глазами, живущих в счастливом Ауровиле; и прекрасных последователей Будды Аню и Сашу, с которыми ходил на праздник Шиваратри в Варкале; и русских парижанок, которым делал массаж; и японку Нори, и индианку Шанти, и Такеичи, и всех тех, с кем делил обет молчания на Випассане; я представил Аню и Веню, которые вытаскивали меня с того света, куда я чуть не попал благодаря Калачакре, и австралийцев Пита и Гарри, которые после поездки на озеро Пангонг увязались за мной на разрушение мандалы и украдкой плакали, когда ее разрушали. И следом возникла Даниэль. А за ней — LP.
Мои герои чередой шли мимо меня, и я чувствовал, как натягиваются ниточки, которыми они со мной связаны. Я делал как раз то, чего делать было категорически нельзя, — привязывался ко всем ним и заранее тосковал о том, что они исчезнут из моей жизни вместе с Индией, что наступит какое-то другое время, а это навсегда уйдет.
Письмо в никудаЗдравствуй, Даниэль!
Сколько раз я начинал это письмо, и всегда что-то мешало довести его до конца. Надо бы смириться и бросить, ведь у меня нет никакой уверенности, что ты когда-нибудь прочтешь его. Но снова и снова меня толкает к ноутбуку желание рассказать тебе о Калачакре с самого начала. То есть вернуться в ту точку, где в Манали прервался наш с тобой разговор.
Я поехал в Индию, чтобы изменить свою жизнь. В какой-то момент мне показалось, что впереди — развилка, после которой прежним путем идти невозможно. И я выбрал то, что называют модным нынче словом «дауншифтинг»: бросил суетливую, хорошо оплачиваемую работу и поехал разбираться с самим собой — со своим прошлым и будущим. Отправляясь в путь, я совершенно не представлял, что конкретно ищу и что встречу на дорогах Индостана. Поэтому всякий раз, сталкиваясь с чем-то новым, я с напряжением и надеждой всматривался — не прячется ли здесь то, что поможет разрешить мои проблемы.
Так было, когда я занялся аюрведическим массажем. Я с удивлением узнавал законы, по которым развивается и умирает человеческое тело, изучал составляющие живой материи и человеческие типы, которые из этой материи формируются. Безусловно, это было очень поверхностное знание. Но я и не собирался становиться врагом-аюрведом! Мне было важно другое. Все, что я узнавал, укрепляло меня в мысли, что мой организм — всего-навсего одна из мириад клеток чего-то большего и куда более значительного. И в этой огромной живой системе действуют непреложные общие законы для смены времен года, для скисания молока, для старения людей и еще для многого, о чем я и понятия не имею.
Так было и тогда, когда я пришел на Випассану. Я учился направлять луч внимания сначала на отдельные участки кожи, потом на сердце, печень, сосуды, позвоночник. Это была тренировка внутреннего зрения. Бродя по закоулкам собственного тела, я натыкался на те самые залежи шлаков, о которых говорила Аюрведа. Такое подтверждение полученных знаний радовало вдвойне. Словно что-то подсказывало, что душа живет по тем же законам, что и тело. Что законы сохранения верны для одного не меньше, чем для другого.
Аюрведа и Випассана виделись мне двумя последовательными шагами в одном направлении. Я чувствовал, что вот-вот столкнусь с чем-то еще более важным для понимания собственного устройства, и находился в постоянном ожидании, чтобы не прозевать и вовремя сделать этот еще неведомый мне третий шаг.
За три недели до нашей с тобой встречи ранним июньским утром я вышел из гостиницы «Сиддхартха» в Лехе и направился к ближайшей от города гомпе[40] Спитук. В тот день там начинали строить Калачакру из песка, но мне об этом ничего не было известно. Когда я открыл дверь ритуального зала, первые песчинки упали в центр столешницы с нарисованными на ней контурами будущей мандалы. И с этого момента я не мог оторвать взгляда от красного восьмиугольника стола. На целых одиннадцать дней все прочее перестало существовать. Словно вдохнул, а выдохнуть забыл.
Я глядел во все глаза, как монах в красных одеяниях и с белой повязкой вокруг рта, сидя со скрещенными ногами на столе и низко наклонившись, трет одной медной трубкой о другую и из отверстия той второй долго сыплется песок. Как потом он тщательно чистит трубку внутри, зачерпывает ею из плошки песок другого цвета, и все повторяется сначала. Я наблюдал за растущим в центре мандалы квадратом, и мной владел необъяснимый восторг. Мне отчего-то важно было не упустить ни одной даже самой мелкой детали, словно от этих точек, линий и закорючек зависело понимание чего-то главного, без чего будто бы и жить дальше будет не интересно и не нужно. Я отрывался от наблюдения лишь затем, чтобы сделать несколько снимков.
Странные вещи происходили со мной в тот первый день! То ли от напряжения, то ли от обилия красного цвета вокруг мне наяву привиделся сон из детства: по бесконечному маковому полю шел лысый человек в красном плаще, а я прятался от него в цветах. Но куда бы я ни пытался скрыться, он всякий раз поворачивал и шел прямо на меня. И лишь когда мой преследователь подходил совсем близко, я замечал, что он слеп. Но от этого становилось только страшнее. Чтобы избавиться от морока и рассеять пугавшее с детства видение, я искал укрытия у Калачакры. Я прятался от сжимавшихся на столе красных концентрических кругов в центр крошечного белого квадрата, на котором был нарисован лотос с голубой и рыжей точками, символизирующими божественную пару. Глядя на эти точки, я представлял, как в сердце песчаного дворца двадцатичетырехрукий бог времени Калачакра держит в объятиях свою восьмирукую супругу Вишвамату. У Калачакры лицо было гневное, как у мужчины, которого застали в момент интимной близости, а у Вишваматы чувственное — ей мои подглядывания были безразличны.
