Василий Пасецкий - В погоне за тайной века
«Не нахожу слова, чтобы выразить признательность мою за приписку в письме Вашем к Аполлону Александровичу».
Дальше Рейнеке вспоминал о временах беспечной юности и заключал письмо следующими словами:
«Вы пишете, что имя мое отмечено у Вас красными строками. Очень благодарен за такое доброе обо мне мнение, но работы мои, право, не стоят того, чтобы имя чернорабочего труженика врезывать так глубоко в память, даже близких современников».[319]
В другой раз Рейнеке сердечно благодарит Николая Александровича за частые и обстоятельные послания, подчеркивая, что они доставили ему «большое душевное удовольствие».
«Эти письма, — продолжает он, — прочитаны мною несколько раз, в часы грусти и душевных огорчений, так часто встречающихся в нашей жизни, и всегда приносили мне утешение и научили меня твердости духа».[320]
Он с удовольствием сообщает Н. А. Бестужеву, что его рукопись «Опыт истории Российского флота» цела и хранится у начальника Гидрографического департамента Вилламова. Ее удалось прочитать Ф. П. Литке, который «был ею очень доволен». «Следовательно, — продолжает Рейнеке, — Вы не правы в строгом противу нее приговоре Вашем. Директор нашего департамента Вилламов обещал было дать ее почитать мне… но по сию пору еще не исполнил этого».[321]
Михаил Францевич рассказывает далекому другу, что вместе со своими товарищами намерен создать капитальный труд по истории русского флота, который явился бы продолжением славного начинания Н. А. Бестужева. В нем он надеется показать «постепенное развитие познаний наших о морях и реках наших», затем должна следовать история развития флота и кораблестроения, войн и походов. Заключительная часть отводилась биографиям замечательных лиц и морской библиографии.
«Что Вы на это скажете? — пишет Рейнеке. — Удостойте Вашим советом».[322]
Он возмущается, что царское правительство не обращает внимания на свои полярные владения.
«Наш север, от Архангельска до Новой Земли, теперь забыт, хотя там было бы что поработать для пополнения и поправок прежних работ, — жалуется Рейнеке. — Да еще просьба. Все, знающие Вас лично и по преданиям, требуют от меня подробностей о настоящем состоянии Вашего здоровья и занятиях. Простите за нескромную докучливость об этом; право, она не из одного простого любопытства, но из чистого уважения к Вам…»[323]
Рейнеке отвечает на десятки вопросов, которые задает Николай Бестужев. Они касаются создания точных часовых механизмов, способов определения расстояния, маятниковых исследований, наблюдений за уровнем Каспийского и других морей. Михаил Францевич шлет своему другу литературу, карты и даже выписки из журналов описи Балтийского моря. Он дает подробные отчеты о состоянии географических исследований и всякий раз просит Николая Александровича «не забывать преданного слугу, которого так радует беседа Ваша. Приведет ли господь увидеться на земле?».[324]
Рейнеке посылает ему в подарок «Атлас Белого моря» и два тома сопутствующего ему «Описания». Николай Александрович 8 мая 1852 года отвечает другу восторженным письмом:
«Напрасно называете себя чернорабочим тружеником (в Ваших первых письмах), скажите мне, какая работа не черная, пока не дойдет до результата? Не говоря уже о стихах, которые с чрезвычайными помарками не дешево достаются самым гениальным писателям; самые бриллианты, служащие украшением красавицам, не терпящим ни одного атома грязи ни на своей персоне, ни в своем будуаре, проходят самые грязные манипуляции, пока достигнут настоящего блеска и вида. Но стихи читает молодость, бриллианты ценятся только женщинами, цельное же и полезное остается в потомство векам. Так и Ваша книга, результат 27-летних трудов, есть монумент несокрушимый. Конечно, это не блестящий роман или поэма, но Геродот, Плиний и Страбон также не писали стихов, однако их читают и будут читать с набожностью, а что такое был их труд? Компиляция виденного и слышанного — не более, они не имели понятия о тех трудах, какие подъемлются нынешными чернорабочими тружениками для описания земли и моря. Определить полжизни, с потерею здоровья, на пользу человечества и науки — есть заслуга невознаградимая. Только уважение умной части человеческого рода и собственная совесть могут оценить и оплатить этот долг! Верьте мне, что я не только с благодарностью, но и с благоговением принял Ваш подарок».[325]
Каждое письмо друзей, как правило, занимает около десятка страниц большого формата. Это целые повествования о жизни, о флоте, общих друзьях, новостях науки, переплетающиеся с воспоминаниями далекой юности. Рейнеке подробно рассказывает о своих исследованиях в Белом море и на Балтике. Бестужев со своей стороны рассказывает о распорядке своей жизни, о работе над «часами без компенсации», так необходимыми исследователям моря, которые делают свои наблюдения с мельчайшими подробностями и большой точностью. Его интересуют научные проблемы изучения Севера России. Рейнеке живо откликается на его вопросы и предложения.
Так, 23 марта 1854 г. Рейнеке пишет из Севастополя Николаю Бестужеву:
«Только что успел я ответить Вам (22 янв.) на письмо Ваше, писанное 29 марта 18–53 (!!), мною полученное здесь в декабре, как обрадовало меня (24 февраля) опять письмо Ваше от 16 ноября 1853 г. Обрадовало, говорю это от души, а не из пустяковой вежливости. Здесь хотя и много народу, но я все-таки в одиночестве; нет друзей — собеседников, с которыми привык делить время в дружеских беседах. К светским пирам и рассчитанным для приличия только посещениям я не привык, а единственный мой здесь друг Павел Нахимов упорно сидит на своем корабле, я не могу быть у него часто, потому что боюсь помешать всегдашним служебным его занятиям…
Обращусь к вопросам Вашим, на которые спешу отвечать, хотя и не совсем скоро и, к сожалению, не удовлетворительно… потому, что не имею здесь дневников моих. Но постараюсь припомнить, что смогу, по предмету Вашего вопроса о наблюдении северных или полярных сияний. В отчетах моих занятий по Лапландии и Белому морю в Записках Гидрографического депо (часть V, стр. 70) показаны все замеченные мною явления сияний и падающих звезд. Сознаюсь, что эти показания недовольно подробны; но при большей их части указаны крайние румбы концов сияний. Из этого вижу, что средний румб, как в Лапландии, так и в Белом море, большею частью выходит север-северо-западный или северный по компасу. Следовательно, согласно Вашим предположениям, которые совершенно разделяю с Вами и много благодарен за указания на это. Конечно, мне уже едва ли придется наблюдать эти явления; однако постараюсь передать Вашу заметку молодым наблюдателям и внести ее в наставления, которые по этому предмету даются для наблюдателей погоды в наших портах. Надо бы сообщить и в Географическое общество, чтобы внести в Инструкцию экспедиции, предназначаемой для исследования Сибири и Камчатки.
