Джон Хант - Восхождение на Эверест
Спускаясь вниз после тяжелого длительного восхождения, я испытывал странное чувство, как будто залезаю в какую-то западню. Это чувство еще усиливалось при виде того, к чему мы приближались. Перед нами находились остатки трех или четырех швейцарских палаток. Оголенные металлические стойки еще поддерживались ветхими оттяжками; на них висели обрывки материи – все остальное было сорвано ветром. Вокруг валялись вмерзшие в лед другие остатки ткани, а на поверхности снега лежало несколько более тяжелых предметов. Я заметил две рамы кислородных аппаратов типа Дрэгер и связку найлоновой веревки. Однако для подробного ознакомления с окружающей обстановкой не было времени. Становилось поздно, и мы должны были торопиться установить палатки, пока нас не победил холод. На нас было надето все, что возможно – штормовки, пуховые куртки и брюки, пуховые, шелковые и ветронепроницаемые рукавицы, все это поверх свитеров, шерстяных рубашек и нижнего белья, и тем не менее мороз давал себя знать. Из груды снаряжения, сложенной здесь 22 мая группой заброски, мы вытащили пирамидальную палатку и начали ее устанавливать.
И тут началась борьба, которую никто из нас никогда не забудет. Если на контрфорсе ветер был сильный, то здесь он был ужасающий. Мой запас кислорода кончился еще до спуска на седловину, а Чарльз Эванс снял свой аппарат, чтобы удобнее было работать. Мы были поразительно слабы, и для борьбы с этим злобным ураганом наших сил явно не хватало. Больше часа мы отчаянно боролись, напрягая все силы, играя в дьявольскую игру „кто кого перетянет“, чтобы поставить одну-единственную палатку; в других условиях это заняло бы минуту или две. Полотнище все время вырывалось из рук, и мы оказались запутанными в целой сети веревочных оттяжек. Шатаясь и задыхаясь, мы упорно пытались тем или иным путем добиться цели, но силы в этой борьбе были слишком неравны. Том еще некоторое время пользовался своим кислородным аппаратом и сначала не мог понять, почему мы – Чарльз и я – шатаемся, как пьяные. Споткнувшись о камень, я в течение пяти минут лежал лицом вниз, не имея сил подняться. Но вскоре и у Тома кончился запас кислорода. Он тут же быстро ослабел и лежал на снегу в полубессознательном состоянии.
К этому времени (это могло быть около 5 час.) подошли оба шерпа. Балу, окончательно потеряв всякое самообладание, сразу же полез в полурасставленную палатку. Однако этим он все же, хотя и невольно, нам помог. Мы стали передавать ему кислородные баллоны и камни, которыми он придавил изнутри полы палатки. Наконец с грехом пополам палатка была расставлена. Установка палатки типа „Мид“ заняла меньше времени, и около 5 час. 30 мин. лагерь был разбит. Мы поместились втроем в пирамидальной палатке, а двое шерпов – в палатке „Мид“. Лежа среди хаоса спальных мешков, надувных матрацев, рюкзаков, веревок и кислородных аппаратов, мы пытались прийти в себя после пережитого тяжелого испытания.
Надвигалась темнота. Чарльз начал заправлять примус, а я вылез наружу, отбить от окружающих камней несколько кусков льда, чтобы растопить его для получения воды, и разыскал в сложенном грузе продуктовые рационы. Разобравшись, насколько было возможно, в хаосе вещей, мы залезли в спальные мешки, надев на себя все, что возможно, включая штормовки. С 5 час. 30 мин. до 9 час. мы вскипятили и выпили не менее чем по четыре полные кружки жидкости; сюда входили: лимонад, суп, чай и какао. Это было большое наслаждение. Пока мы с Чарльзом занимались этим, Том подготовлял кислородную аппаратуру для ночи. Наконец мы устроились на ночь, не забывая ни на секунду о бушующем ветре, который трепал стенки палатки, как бы стремясь изгнать нас из этой пустыни, где он царил безраздельно.
Фото 35. Стена Лходзе (аэрофото). Слева видна Южная седловина и под ней – Женевский контрфорс. Справа возвышается пик Лходзе. Передний план пересекается гребнем Нупдзе. Ледник Лходзе круто спускается к верхнему краю Западного цирка.
Фото 36. Стена Лходзе. Группа носильщиков у подножья стены Лходзе начинает подъем к лагерю VI.
Фото 37а. Стена Лходзе. Вид на лагерь VII (7315 м.) с ледяного обрыва позади лагеря.
Фото 37б. Стена Лходзе. Лагерь VII. Вид вдоль стены Лходзе по направлению к Женевскому контрфорсу.
Фото 38. Стена Лходзе. Вид на Эверест с верхнего уступа ледника Лходзе (7620 м.). Видны край Южной седловины и в правой части снимка – Женевский контрфорс.
Фото 39. Стена Лходзе. Хиллари и Тенсинг на верхнем уступе ледника Лходзе при второй попытке штурма. На снимке заметны обмотанные вокруг ледоруба Тенсинга флаги, предназначенные для поднятия их на вершине Эвереста.
Фото 40. Стена Лходзе. Траверс крутого ледового склона.
Фото 41. Южная седловина. Снимок сделан с верхней части Женевского контрфорса (7925 м.). На заднем плане в облаках Эверест.
Фото 42. Южная седловина. Лагерь VIII. За пирамидальной палаткой видны два швейцарских кислородных аппарата.
Фото 43. Южная седловина. Анг Темба лежит в изнеможении после подъема на седловину.
Фото 44. Юго-Восточный гребень. Вид из лагеря VIII на Юго-Восточный гребень. Снимок дает сильно сокращенное в ракурсе изображение. Однако на нем хорошо заметно Снежное плечо примерно на середине гребня, а также кулуар, по которому происходил подъем на гребень. Кулуар расположен слева от темных скал, видных в крайней правой части снимка. Высота кулуара – 400 м..
Фото 45. Юго-Восточный гребень. Станок швейцарской палатки. На заднем плане виден гребень Нупдзе.
Фото 46. Юго-Восточный гребень. Пик Лходзе и Южная седловина. Снимок сделан с места, где стояла швейцарская палатка (8290 м.).
Утром следовало выходить пораньше, однако с вечера мы решили, что это нам не удастся. Слишком уж мы устали и слишком велик был у нас беспорядок. Несмотря на ветер, мы трое провели, пользуясь кислородом, неплохую ночь. Когда часа через четыре мой запас кислорода истощился, я сразу же проснулся и уснуть уже не мог: дышать стало трудно, и меня в спальном мешке начал пробирать холод. Тем не менее наутро мы все чувствовали себя отдохнувшими и посвежевшими. Однако без всяких споров было решено отложить на сутки попытку штурма. Это, правда, могло привести к серьезным последствиям: увеличивался расход питания и горючего. Истощение организма могло усилиться, и мы могли настолько ослабеть, что шансы на успех значительно уменьшились бы. Наконец, важным обстоятельством была опасность упустить благоприятную погоду и особенно безветренные дни. Это смущало нас больше всего, так как в то утро, 25 мая, ветер стих и погода была исключительно хороша. На седловине дул только легкий ветерок.
