Андрей Коробейщиков - ИТУ-ТАЙ
– И какое же отношение имеет наш маленький город к вашей заме-чательной теории?
– Самое прямое. Барнаул, а возможно, и весь Алтайский край есть не что иное, как зеленая чакра человечества. Центр духовности и гармонии, провозвестник грядущего расцвета человеческой цивили-зации, если хотите.
– ???
– Конечно же, я объясню сей сенсационный вывод. Зеленая чакра человечества – это своеобразный детектор лжи, этакий универсаль-ный определитель искренности человека. Вот скажите сами, легко ли обмануть барнаульскую публику дешевым искусством нынешней эстрады? Я сейчас говорю не об отдельных личностях, а о впечатле-нии от концертов, мероприятий и фильмов в целом…
Еще зеленая чакра отвечает за исцеление. Любой побывавший у вас может подтвердить, что уезжал гораздо более спокойным и уми-ротворенным, чем был по приезде к вам. Правда, по-настоящему оценить это могут лишь немногие…
– А разве в других городах не так?
– Уверяю вас, нет.
– Хорошо, но где же другие чакры человечества? Барнаул мне, ко-нечно, интересен, но мне не менее интересно, какие еще города вхо-дят в эти таинственные семь энергетичеких центров?
-… желтая чакра – Нью-Йорк, один из самых густонаселенных го-родов мира, в нем вершатся все "великие дела"… Далее – европейские университеты – престиж, центр образования и науки… Зеленая чак-ра, город Барнаул… Вы можете обидеться, но это дыра, о которой и в России-то не все знают…"
Беседу вела Жанетта Романова,
газета "Контраст", N 47 (238). 1999 г .
1. ИНСАЙТ
(Главы-ретроспекции, 1992– 1993 г .)
ЗАПИСЬ ВДНЕВНИКЕ
"06.11.92 г., время-23.15 (вечер)
Я вернулся. Зачем? Чтобы все равно погибнуть? Это мне наказание за мою тупость! Я на грани сумасшествия… Неведомое давление раз-рывает меня изнутри, и я не знаю, как это остановить. Араскан на-верняка знает, но его нет… Я не нашел его в Н-ске. Здание, где раньше размещался Центр (или мне все это приснилось?), оказалось заколоченным и покинутым: на дверях балки крест-накрест, на окнах – ни глухо запертые стальные ставни. Никого. Никто ничего не знает ни об этом Центре, ни о том, чем он занимался и куда мог переехать.
Отец тоже ничего не знает. Контактный телефон Араскана не отвечает, а больше отец не располагает о нем никакой информаци-ей, только: старинный друг семьи, его знал еще дедушка, большой ученый… Про Шорхита он вообще не может ничего сказать толком. У меня сложилось такое впечатление, что отец тоже многое забыл.
Шорхит! Я вспомнил его! Унген, Айма, Айрук…
И вот я отправился в горы. Поступок безнадежного идиота! Что я надеялся там найти? Тайшинов? Бред…
Мне так многие и говорили – бред! О тайшинах там ничего не слышали или делали вид, что не слышали. Алтайцы вообще очень скрытные. Очень ревностно относятся к любому вмешательству извне. Любой чужак вызывает у них резко негативную реакцию. Особенно, если вопрос касается каких-то сакральных тем. Здесь необходимо знать язык, обычаи или, в крайнем случае, иметь надежного инфор-матора и проводника. Даже если неправильно сядешь, уже смотрят косо. А если начинаешь выспрашивать про шаманов – либо наворачи-вают кучу небылиц, либо прикидываются тупицами, либо высмеива-ют, либо злятся… Нас, например, дважды обстреливали. Один раз ночью, приехали на конях и обстреляли из охотничьих ружей палат-ку, второй раз – днем, выстрелили пару раз по честеру, на котором мы сплавлялись по Катуни. Потом от нас сбежал проводник. Он при-вел нас (меня и еще двух туристов-попутчиков) к какому-то лесному святилищу шаманов и исчез поутру. Нам пришлось возвращаться назад. И вот я вернулся. Зачем??? Все равно – конец".
"07.11.92 г., время –13.26 (день)
Пока меня не было, многое изменилось. Словно я отсутствовал не месяц, а вечность! Во-первых, я узнал, что уехала Ольга. С Вадиком. Я думаю, куда-нибудь в теплые края, подальше отсюда. Во-вторых, заболел АРЧИ! Говорят, он занемог еще после моего последнего "вы-ворота", но с каждым днем ему все хуже и хуже. Одно к одному!".
"08.11.92 г., время – 6.02 (утро)
УМЕР АРЧИ!!! Сегодня… Во сне…".
Холодный ветер с силой ударил Максима в спину и унесся прочь, скрываясь в кустарнике, шелестя полуиссохшей листвой. Вечерело. Солнце уже опустилось за кромку земли где-то за городом, и синева-тые сумерки заполнили собой все вокруг – далекий горизонт, темне-ющую гладь Оби, раскинувшуюся внизу, парк, в котором было тихо и пустынно. Максим зябко поежился. Он все-таки сильно замерз и устал. Работа отняла у него последние силы. Арчи он закопал там, чуть пониже, на плоском участке горы, где они часто любили гулять вместе. Летом оттуда открывался чудесный вид на реку и луга, уходя-щие за горизонт огромным изумрудным полотном. Они приходили сюда утром и вечером. Бегали, дурачились, Арчи носился за палкой или охотился на каких-то мелких зверьков, похожих на землероек. Потом они спускались с холма вниз, к реке, и купались, чтобы затем опять подняться на свой наблюдательный пункт и, сидя рядом на траве, зачарованно наблюдать за рассветом или закатом…
И вот Арчи больше нет. Максим даже не мог осмыслить сейчас это, настолько нелепым и непривычным было вот это одиночество здесь, на плато. Он никогда не приходил сюда один. До сегодняшне-го дня. Да и сегодня они пришли вдвоем. Пес и человек. Обратно уйдет один человек…
Дома он бережно уложил труп собаки в белый холщовый мешок и, взвалив на плечо, вынес на улицу. Дима Прудков, его товарищ, сто-ял возле автомобиля и мрачно смотрел на Коврова, несущего эту скорбную ношу. Погрузив мешок в багажник "девятки", они поеха-ли на выезд из города. Ехали молча. Дима сочувственно молчал, а Максим просто не мог говорить, спазм перехватил горло удушаю-щей петлей. Проезжая мимо ВДНХ – выставки достижений народ-ного хозяйства, Ковров вдруг кивнул Прудкову, и тот удивленно ос-тановил автомобиль около закрытых на зиму касс.
Выставка находилась на огромном холме, расположенном на са-мой окраине города рядом с рекой, речным вокзалом и выездом на пригородную трассу. Около реки холм заканчивался отвесным овра-гом, имеющим несколько естественных выступов в форме площадок. На одном из них сегодня должен остаться ночевать Арчи. Максим поблагодарил Диму и, взвалив мешок на плечо и взяв небольшую саперную лопатку, стал медленно подниматься по длинной лестни-це, ведущей к вершине холма. Дима крикнул вслед:
– Макс, я тебя подожду.
Ковров обернулся и отрицательно покачал головой, петля на шее по-прежнему мешала говорить. Дима понимающе кивнул и неохот-но сел в машину.
Максим ни разу не остановился, поднимаясь по ступеням, минуя одну площадку за другой. Усталости не было. Только печаль и бе-зысходность, да петля вокруг горла затягивалась все сильнее и сильнее. Было трудно дышать. Максим краем глаза посмотрел в сторону. С этой лестницы открывался потрясающий вид: весь город лежал внизу как на ладони. Точно так же, по другую сторону холма расстилалась внизу Обь. Холм словно разделял два разных ландшафта: суетливый, дымный, подсвеченный огнями – городской, и бесконечно спокойный, безмятежный и величественный – природный.
