Анри Лот - Туареги Ахаггара
Реззу были более частым явлением, чем война. Они могли совершаться в любой момент и любыми силами, независимо от того, находились ли племена в состоянии войны или нет. Реззу стало столь обычным занятием, что было возведено в ранг реально существующего института, со своими законами, правилами, четко соблюдаемыми участниками. Самой простой формой реззу было похищение соседского стада, по возможности без человеческих жертв. Дело осложнялось, если жертва начинала защищаться и пыталась вернуть свое добро.
Для набега собирались самые разнородные элементы, объединенные жаждой приключений и грабежа, помноженной на желание завоевать благосклонность у женщин. Не одна разбойничья экспедиция состоялась лишь ради удовольствия женщин — добыть им красивые одежды и украшения. Тщеславие мужчин прекрасным образом соединялось тут с тщеславием женщин.
Как только принималось решение совершить такой набег, его организаторы старались собрать как можно больше боеспособных мужчин. Чаще всего реззу бывали летом, когда из-за оскудения пастбищ стоянки были вынуждены рассредоточиваться и находились на значительном расстоянии друг от друга, что делало внезапность нападения более вероятной.
Каждый участник запасался оружием. Если у него не было мехари, он находил того, кто мог одолжить ему животное, обязуясь в случае удачи отдать ему половину захваченного скота; если же операция проваливалась или верблюд погибал, убытки не возмещались.
Собравшись вместе, мужчины обсуждали планируемый набег и произносили священные слова — обычное в таких случаях заклинание «нархай алларх», которое тесно сплачивало их на время экспедиции, обязывало оказывать друг другу помощь, а после окончания ее справедливо разделить добычу. Затем назначался глава, необязательно из числа благородных туарегов, но непременно человек, известный своей храбростью, находчивостью и опытом участия в подобных делах. И группа отправлялась в путь, выслав вперед разведчиков. Все препятствия устранялись. Запасы продовольствия прятались в ущельях, чтобы, с одной стороны, не отягощать всадников, а с другой — обеспечить себя продовольствием на случай, если судьба окажется неблагосклонной. Двигаться приходилось быстро, чтобы использовать преимущество внезапного нападения, поэтому каждый имел при себе только самое необходимое. Еще до восхода солнца отряд был уже в пути, и марш продолжался без остановок до самого вечера. Все на марше было подчинено быстроте — этому ключу к успеху; приближаясь к цели, отряд реззу по возможности еще более ускорял темп. Перед нападением люди делились на две группы; одна должна была захватить животных и угнать их в условленное место, другая совершала нападение на стоянку противника, чтобы сбить его с толку и дезорганизовать.
Несколько человек выстрелами из ружей старались посеять в стане врага панику, после чего вперед устремлялись мехаристы. Противник, подвергшийся нападению и чаще всего неготовый к обороне, спасался бегством, особенно если на стоянке находились в основном женщины. Тогда у женщин отбирались одежда, украшения, все, что имело хоть какую-то ценность, включая запасы продовольствия. Уводили стада, если те находились на стоянке, однако эту работу совершала обычно другая группа.
Если же противник оказывал какое-то сопротивление, на него обрушивался град дротиков, и вскоре мужчины, спешившись, уже бились такубами. Однако чаще всего атакованное племя, оценив силы нападавших, отступало и в зависимости от обстоятельств либо потом оказывало сопротивление, либо организовывало ответное реззу.
С сахельских стоянок уводили еще и негров, мужчин и женщин, а также верблюдов. Нескольких негров оставляли себе в качестве прислуги, остальных же продавали на рынках Айн-Салаха и Туата. Подвергшиеся нападению собирались, в свою очередь, с силами, но не бросались в напрасное преследование налетчиков. Поскольку им был известен обратный путь нападавших, они старались первыми достичь колодца, мимо которого те обязательно должны были проследовать. Если им удавалось перерезать дорогу к этому водопою, завязывалось настоящее сражение, ожесточенное и часто кровопролитное. Когда туареги видели, что их обошли, они образовывали плотное каре позади своих верблюдов и защищались с помощью щитов. Если они понимали, что завладеть колодцем им не удастся, они бросали добычу. Сражение прекращалось, лишь когда подвергшиеся налету отбирали все свое добро до последнего, если только среди них не оказывалось убитых и они не жаждали мести. Порой реззу следовали один за другим. Иной же раз все улаживалось довольно мирно: налетчики проявляли себя по отношению к побежденным этакими добрыми принцами, возвращая какое-то количество скота, необходимое им для существования, и забирая себе все то, что считали лишним. Подобное случалось, когда племя подвергалось ограблению незаконно, то есть когда ранее с его стороны не совершалось никаких действий, вызвавших этот набег. На сей счет существовали правила: делегация воинов («миад» — у арабов) приходила на стоянку нападавших и вела переговоры о частичном возвращении им имущества.
И наконец, налетчики делили захваченных животных между собой более или менее поровну — в зависимости от вклада каждого во время сражения; личная добыча — одежда, драгоценности — оставалась собственностью добытчика. В некоторых племенах обычай требовал, чтобы имрады часть добычи отдавали имхарам; одолживший оружие и мехари также бывал вознагражден, эта часть добычи называлась абеллаг.
Не столь обычным делом была война. Она часто провоцировалась спорами о пастбищах, политическим и торговым соперничеством, а также вопросами сюзеренитета между благородными племенами. Длительная война, столкнувшая на многие годы племена кель-аджер и кель-ахаггар, носила политический характер: женщины бывшей сюзеренной фракции имананов обратились к кель-ахаггар с просьбой поддержать интересы их племени против племени тобола орарен. Причиной войны, которая велась между кель-рела и таитоками, стал спор о политическом господстве и сюзеренитете над рядом имрадских племен. И та и другая войны были очень кровопролитными.
В противоположность набегам, совершавшимся летом, войны велись в основном зимой, когда возвращались караваны и была запасена провизия, необходимая для жизни племени, на много месяцев вперед, что снимало с воинов заботы материального характера в отношении своих семей.
По словам арабов, туареги имели дурную репутацию: они могли предать в бою и не соблюсти рыцарских правил войны, существовавших в Сахаре. Они не всегда должным образом встречали делегации, являвшиеся к ним в качестве «миадов» (даже если среди их членов были марабуты), и относились к пленным, которые, следуя обычаям Сахары, кидались к их ногам, касались одежд и этим жестом отдавали себя под их власть и защиту. Рассказывают даже, что иногда они расправлялись со своими пленниками. В оправдание туарегов следует сказать, что за время восстания 1915–1918 годов такого у кель-ахаггар не было, за исключением одного случая, когда они убили сержанта Пьетри. В основном же они обращались со своими пленными, как положено, и часть даже отпустили на свободу. Во время сражений в Иламане они позволили остаткам колонны
