Рамиз Алиев - Изнанка белого. Арктика от викингов до папанинцев
И эта блестящая победа завоёвана!
После счастливого завершения экспедиции историю спасения челюскинцев следовало увековечить на киноплёнке и на бумаге. К счастью, основные события экспедиции были запечатлены кинокамерой и несколькими фотоаппаратами. Киноматериал лёг в основу документального фильма, в доработке его принимал участие лично Сталин. После просмотра он потребовал ярче отразить трудности борьбы «Челюскина» и челюскинцев с ледяной стихией в океане, роль партгруппы и женщин в жизни лагеря, более выпукло показать роль партии и правительства в спасении, а также «дать больше встречи по пути следования, особенно Урал, ближе к Москве» [32]. Сохранился проект постановления Политбюро «Об издании биографий героев экспедиции “Челюскин”» с правкой Сталина [18]:
«Для ознакомления широких масс трудящихся (Сталин дописал: “особенно молодёжи”) с героической работой по спасению челюскинцев (Сталин дописывает: “и выдающимися образцами организованности и дисциплины самих челюскинцев”) создать книгу (Сталин: “две книги”, “первую”) о лётчиках – героях Советского Союза и (Сталин: “вторую”) о руководителях экспедиции “Челюскин” (Сталин продолжает фразу: “и самом коллективе челюскинцев”)».
Таким образом, истории «Челюскина» придавалось беспрецедентное значение и миф о челюскинцах создавался на самом высоком уровне.
Подвиг челюскинцев предполагалось увековечить не только в книгах и кинофильмах, но и в камне. Уже через неделю после спасения, 20 апреля, было принято постановление ЦИК «О возведении монумента в память полярного похода “Челюскина” 1933–34 года». Проект памятника челюскинцам был предложен в качестве конкурсного испытания аспирантам, поступающим в Академию архитектуры[205]. Руководство академии осталось неудовлетворено проектами [101]. Монумент так и не был воздвигнут (рис. 6–6).
Рис. 6–6. Проекты памятника челюскинцам [101]
На события оперативно откликнулись многие писатели и поэты. Юрий Олеша так выразил в записных книжках свои переживания [87]:
«Несколько дней тому назад были спасены челюскинцы. Когда Колумб открывал Америку, в мире жили обыкновенные люди. Как и теперь, с одной стороны, героические советские лётчики спасают челюскинцев, а с другой стороны, в мире живут обыкновенные люди.
Люди, превратившись в птиц, унесли других людей со льдины на крыльях.
Тут и техника, тут и сказка».
Возможно, именно мифологические и сказочные аллюзии способствовали необыкновенной популярности челюскинцев. Лётчики отождествлялись с птицами, уносящими людей на крыльях. Шмидт, изображённый на фотографиях с заиндевелой бородой, явно ассоциировался с Дедом Морозом, и ему, как Деду Морозу, советские дети адресовали письма. Упоминается, что в 1935–1938 годах Шмидт действительно, выступал в роли Деда Мороза на новогодних ёлках в школах и детских больницах [219].
На события откликается даже Марина Цветаева. От автора «Лебединого стана» меньше всего можно ожидать восхваления советских реалий. Но, отвергнутая родиной, не принятая эмигрантской средой, она мыслями возвращается в Союз. В её стихах спасение челюскинцев также обретает сказочный характер:
И спасши – мечта
Для младшего возраста! —
И псов и дитя
Умчали по воздуху.
Поэт Илья Сельвинский, участник событий, создаёт эпическую поэму «Челюскиниана», которая, впрочем, была забракована политическим руководством [18, с. 494] и печаталась лишь отрывками в разных изданиях:
Корабль построен из дуба и стали.
Так ли? Чушь: из идей!
Туда, где и вьюги свистать устали,
Стремилась кучка людей.
Зачем?
(Грустно стояли жёны,
Старушки плакали, дети толклись…)
Газеты писали вполне обнажённо:
«Строить социализм!»
Челюскинцы стали и героями народного творчества, наиболее известный пример – «челюскинская мурка» [50]:
Здравствуй, Леваневский, здравствуй, Ляпидевский,
Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай!
Капитан Воронин судно проворонил,
А теперь червонцы получай!
Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов,
Не видать бы вам родной Москвы!
Плавали б на льдине, как в своей малине,
По-медвежьи выли от тоски.
Вы теперь герои. Словно пчёлы в рое,
Собрались в родимой стороне.
Деньги получили, в Крым все укатили,
А «Челюскин» плавает на дне.
Интерес к подобному творчеству не поощрялся, многих он довёл до 58-й, и посаженных за это в лагерях называли челюскинцами.
Наиболее экзотическим отражением челюскинской темы в культуре стали произведения в жанре псевдо-фольклора: разного рода «сказители», «сказительницы», «сказочники», «акыны» писали былины и баллады про Сталина и Шмидта, а чуть позже – про папанинцев и Чкалова. Этот жанр, для которого существует меткое английское определение fakelore[206], был весьма популярен в сталинскую эпоху. События на льдине, в частности, описывает поморская сказительница, орденоносица и будущий член Союза советских писателей Марфа Крюкова в своей новине «Поколен-Борода и ясные соколы» [69]:
Из тех ли ворот из кремлёвских
Выходил же тут сам Сталин-свет,
Сам Сталин-свет с соработничками,
Шёл-то он по площади по камешкам,
С ноги на ногу по-военному переступывал,
Хромовые сапожки его скрыпали,
С весёлою улыбкою он встречал гостей,
Он встречал гостей да целовал то всех,
Во-первых, целовал дитя малого,
Дитя малого, ледового,
Во-вторых, целовал Поколен-Бороду,
Поколен-Бороду, корабельщика бо́льнего,
Во-третьих, целовал ясных соколов,
Ясных соколов, геройских перелётчиков,
Во-четвёртых, обнимал всех спасе́нных же,
Тут пошло-то пированьице,
Весёлое гуляньице
По всем землям, по земелюшкам.
Ещё более впечатляющим примером служит сказка «Шелюски-Шмидт», записанная в республике немцев Поволжья.
Шелюски-Шмидт (сказка)[207]
На дальнем нашем Севере, где всегда зима и горы льда, великан Шелюски-Шмидт жил. Он такой большой был, что все люди, даже самые высокие, ему только до колена доходили.
Голова очень умная; глаза как две голубые звезды, и борода очень-очень большая. Великан очень тихий и добрый был. Никого он не обижал. Но зря вся его сила пропадала.
Однажды утром великан проснулся и видит, что одна гора упала. Три горы осталось. Три года он ещё отдыхать может. Но без работы ему никак не сидится. Шелюски-Шмидт встал и в Москву пошёл.
К товарищу Сталину пришёл.
– Доброе утро!
– Здравствуйте и пожалуйста садитесь, – Сталин говорит.
– В соцсоревновании я участвовать хочу, – великан объясняет, – работу дайте мне.
– Это очень хорошо. Вот у нас море есть. Это море замёрзло. Нам по морю дорогу проложить надо, чтобы можно было ездить.
– Хорошо. Я себя ударником объявляю, дорогу проложу, – сказал Шелюски-Шмидт и ушёл домой.
Вечером Шелюски-Шмидт друзей собрал, праздник устроил.
Он самый главный председатель великанов был.
– Товарищ Сталин нам море расчистить доверил. Кто со мной поедет? – великан Шелюски-Шмидт спросил.
Все великаны проситься начали. Тогда Шелюски-Шмидт из самых храбрых, самых сильных, самых лучших сто человек отобрал.
Советское правительство великанам большую лодку-пароход, машины и продукты дало. Сто великанов сели и поехали.
Едут, лёд ломают.
Едут, лёд ломают, дорогу делают.
Едут, лёд ломают, дорогу большевистскую в море делают.
Сто дней они ехали. Сто дней они лёд ломали. Сто дней они дорогу делали.
Капиталисты-кулаки на это сильно рассердились. Они – злые, но подлые и трусливые. С великанами бороться испугались; на их пути они очень большую льдину подставили.
Пароход наткнулся, тонуть начал.
Шелюски-Шмидт и все сто великанов на льдину выскочили. Кругом море; берег далеко; сильный ветер дует. Жилище строить надо. Шелюски-Шмидт великана позвал.
