Войцех Дворчик - Здравствуй, Таити!
Следующие дни приносят новые удовольствия. Повсюду цветет культ Терпсихоры и Полигимнии. Папеэте нравится мне все больше. Туристы съехались в Ваиете посмотреть необычный танец рук, ног, груди и бедер.
Праздник 14 июля — истинный марафон певцов и танцоров Папеэте и островов. Лучшие народные ансамбли съехались в столицу со всех концов Полинезии. Несколько дней они демонстрируют свое мастерство перед многочисленными толпами зрителей в борьбе за денежную премию губернатора. Искусство, поддерживаемое таким «топливом», не ослабляет своего жара ни на минуту. Постоянно обнаруживаются все новые таланты. Так рыбак забрасывает свою сеть в море, чтобы каждый день иметь свежую рыбу.
Концерты под открытым небом продолжаются до позднего вечера. В свете рефлекторов и блеске пылающих факелов танцоры похожи на мифических героев из легенд Южных морей. Их тела, умащенные ароматическими маслами, блестят. В венках из листьев они подобны лесным божествам, когда танцуют на эстраде или прямо на изумрудной траве.
Возле танцоров певцы. Микрофон посылает прямо к звездам звуки полинезийских песен. Гудят большие, сделанные из цельного куска дерева и обтянутые акульей кожей барабаны, то быстрее, то медленнее выбивая ритмы, отработанные столетиями, составляющие канву, на которой гитары, хлопки в ладоши и голоса ткут бесконечный узор ласкающих слух мелодий.
Внимание, гвоздь программы! Несколько пар танцуют тамуре. Юноша кружится вокруг своей партнерши. О чем он говорит девушке, понятно с первого взгляда. А таитянка с пышными, ниспадающими на спину волосами отвечает ему всем телом. Она выделывает бедрами восьмерку, затем круг, все быстрее, все с большей страстью, пока не становится воплощением танца любви. Юбочки девушек надеты низко на бедрах, на головах великолепные украшения, а в руках пучки пушистых волокон (реварева), похожих на веера, которыми они взмахивают во время танца. Тамуре — групповой символ любви Южных морей. Это квинтэссенция женского очарования и высшее достижение танцевального искусства. Таитянский тамуре немного напоминает гавайский хула-хула, но более страстный, эмоциональный.
Другой древний танец — апарима — зрелище, не видев которого нельзя покидать Таити. Танцоры в несколько рядов сидят на траве со скрещенными ногами и делают плавные движения руками, то опуская, то поднимая их, изображая морские волны.
Еще один ансамбль исполняет отеа — более веселый, невероятно быстрый танец. Мужчины склоняются то влево, то вправо до самой земли, а затем крутятся на руках. И наконец, «на десерт» — танец огня, во время которого исполнители делают мостик, опираясь о землю стопами и головой, а в их руках пылают факелы.
Еще немного, и в вихре развлечений я прозевал бы свой корабль, который прибыл в порт Папеэте двумя днями раньше. К сожалению, пришло время расстаться с Таити. Судно итальянского пароходства «Фаирски» уже стоит на швартовых неподалеку от лучших кабаков Папеэте. Вскоре оно увезет меня в Европу.
Мои друзья приходят в порт проститься. Я получаю в подарок от Владека Мухи две упаковки «мануиа», от Чарли — связку тропических фруктов. Друзья идут купить ожерелье из раковин, которое через несколько минут наденут мне на шею. Последние рукопожатия, слова прощания, последние паспортно-таможенные формальности. И вот уже огромный корабль, влекомый буксирным катером, медленно отделяется от пристани.
Последний взгляд на город, все еще бурлящий праздником, на быстро уменьшающиеся фигурки друзей.
Прощай, Таити!
Послесловие
О Таити написано немало книг. В начале XVIII века об острове восторженно заговорили европейские мореплаватели. Он представлялся живым воплощением идеи «земного рая».
Попав в начале апреля 1768 г. на Таити, французский мореплаватель Луи Антуан де Бугенвиль был им очарован. «Казалось, что я попал в Эдем», — записал он в своем дневнике[41]. Натуралист в экспедиции Бугенвиля Филибер Коммерсон, поклонник Жан-Жака Руссо, отмечал: «Остров этот предстал предо мною в таком свете, что я назвал его Утопией, или Страной счастливых, то есть так, как окрестил свою идеальную республику Томас Мор… Рожденные под прекраснейшим небом, вскормленные плодами несметно богатой земли, которая щедра, даже не будучи возделанной, управляемые скорее отцами семейства, чем королями, жители этой страны знают одного только бога, и имя ему Любовь»[42].
Трезвый ум Д. Кука был покорен таитянскими пейзажами. «Нигде в мире не найти столь очаровательных мест для прогулок…» — читаем мы запись в его дневнике, сделанную во время первого посещения Таити[43].
Но первые европейские мореплаватели, попадая на остров и делая много весьма интересных и важных наблюдений, не понимали сущности общественной жизни таитян. Одинаково неправы были и почитатели автора «Новой Элоизы», переносившие на Таити его представления об идеальном человеческом обществе, и люди сугубо земные, подобные обстоятельному Д. Куку, которые нисколько не сомневаясь, укладывали таитянский общественный строй в привычную конструкцию «королевства».
Ко времени появления европейцев на островах Общества, там в отличие от других архипелагов процесс разложения родо-племенного строя зашел далеко, классовое расслоение приобрело реальное выражение, возникли кастовые группы: арии (вожди и знать), раатира (крупные и мелкие свободные землевладельцы) и манахуне (обширная группа безземельных островитян). Вне каст стояли тити (военнопленные-рабы). Арии подразделялись на две группы: арии-нуи (большие) и арии-рии (малые). К первым принадлежали потомки старших отпрысков наиболее древних родов. Каждый «большой вождь» управлял определенной территориальной единицей. Между всеми «большими вождями» велась беспрерывная война[44]. Так что в кущах «земного парадиза» и тогда проливалось немало слез и крови.
Но вместе с тем нельзя не видеть в тогдашней жизни островитян такой важный элемент, к которому все еще безуспешно стремится современная человеческая цивилизация, — гармонию с природой. Справедливо пишет известный итальянский кинорежиссер, писатель и общественный деятель Фолько Куильчи в эмоциональной книги об Океании: «Другие народы создали философские либо религиозные системы, воздвигли грандиозные дворцы, основали могучие империи. Полинезийцы же всегда стремились к единению с природой. На Западе эту проблему долго считали второстепенной, пока вдруг не познали всю важность экологии. Лишь теперь и там начали понимать, что человек погибнет, если не сможет спасти окружающую среду. Культура полинезийцев, сумевших отыскать гармонию с природой и сделавших ее основным законом своей жизни, заслуживает серьезного подхода…»[45].
